Гость редакции — Ирина Николаевна Глухова, директор гимназии №3 города Хабаровска, отличник просвещения РФ
— Легко ли сейчас быть школьным директором?
— Совсем нелегко.
— Почему?
— Мне кажется, быть директором всегда было нелегко. А сейчас особенно трудно, потому что очень много задач ставится сверху. В педагогике есть две основные задачи — воспитание и обучение. А чтобы успевать за бегущим временем, когда много цифровизации, электронных средств образования, сетевого взаимодействия, мы иногда не успеваем понять, куда нас опять зовут, что мы там будем делать. Эта обрушившаяся на школу извне многозадачность делает нашу работу чрезвычайно напряженной и нервной. А хочется остановиться и подумать, как выйти на некий новый уровень.
— Но вы же справляетесь?
— Справляемся. Благодаря тому, что за последние два десятилетия мы не отклонялись от основной задачи. Можно было бросаться вправо или влево, терять или находить — у нас такого не было.
— Вы что имеете в виду?
— Мы, например, не отказывались от трудового воспитания, от ученического самоуправления и т. д. Хотя мы принимали за чистую монету все демократичные явления. Я противник авторитарного воспитания и образования. Это не означает вседозволенность, но и либерализм в воспитании не приемлю. Я анализирую и вижу, что нам в гимназии удалось достичь некой свободы образовательной среды.
— Свободы и педагогов, и учащихся?
— Да. Каждый может высказать свое мнение, не согласиться, поспорить — это нормально. У нас открыта дверь в кабинет директора. Всегда. И в прямом, и в переносном смысле. Это важно не только для учителей, но и для детей. Это новое поколение малышей меня удивляет. Они открытые, оптимистичные, у них отсутствует субординация. Хотя несколько раньше дети отличались мрачностью и погруженностью в себя.
— Обрел ли педагогический коллектив какие-то новые тенденции за эти годы?
— В 1999 году гимназия получила статус экспериментальной площадки. Тогда мы начали работать над темой «Адаптация личности к жизни в региональном сообществе». Это был долговременный проект, который актуален и сегодня. То есть: как создать условия, чтобы молодые люди не захотели уезжать из нашего города.
— Получается?
— Статистика показывает, что примерно треть наших выпускников уезжают, а остальные остаются. Они находят здесь свое место в жизни. Это прилично, если считать, что в гимназии учится две тысячи детей.
— А педагогов сколько?
— По штатному расписанию должно быть 136, а есть 78. И вот уже два года подряд у меня в августе великий стресс: как организовать учебный процесс при таком дефиците учителей? У нас раньше такого не было.
— Но это же не только у вас, во многих школах аналогично.
— Это факт. Но для нас это особенно критично, потому что нас много. В позапрошлом году, например, некого было ставить на первые классы. Нашли решение — позвали учителей музыки.
— Так можно?
— У них есть право преподавать в начальной школе.
— Это только выход из ситуации, но не кардинальное решение проблемы. А что делать с дефицитом учителей?
— Двенадцать студентов-педагогов у нас работает в этом году.
— Пока они студенты, они работают. Останутся ли после вуза?
— Они не уйдут, если заработную плату повысят. Есть такой пример. У нас работал молодой преподаватель математики, продержался он два года, так как зарплаты хватало только на аренду жилья. И он ушел. Сейчас он тоже учит детей математике, но не в школе. А мы нынче перенесли еще один стресс, потому что не хватало учителей математики, так как идет возрастная смена кадров. Но я уверена: все, кто ушел из школы заниматься репетиторством, вернутся в случае повышения зарплаты.
— А будет ли повышение? Разговоры об этом идут?
— Нет.
— Я предполагала, что объявленный нынче Год педагога и наставника начнется с повышения заработной платы. Не случилось.
— Ничего обнадеживающего и я не слышала. Сейчас оклад учителя чуть больше 8 тысяч рублей, и поднимать его надо минимум в два раза, чтобы хоть как-то хватало на жизнь.
— Говорят, во Владивостоке оклад учителя — 12 тысяч.
— Я тоже знаю об этом.
— Почему такая разница?
— Потому что нет в стране единой ставки педагога, хотя ее обещают вроде бы в следующем году. И каждый регион решает сам, какие оклады должны быть. Поэтому в Москве имеют зарплату и в 150 тысяч рублей в месяц. А у нас средняя — 45 тысяч. Причем, в нее засчитывают все, что педагог получает. Но за сколько часов работы выходит эта сумма, а в основном за две смены работы, это никого не интересует. И чтобы хоть что-то заработать, учителя берут очень большую дополнительную нагрузку. Это очень серьезная проблема.
— В связи с большой нагрузкой, с нервным напряжением хорошо бы нашей краевой власти сделать полезное дело: например, давать педагогам бесплатные путевки в санатории хотя бы раз в три года во время каникул.
— Конечно, хорошо бы… Но это же бюджет.
— Понятно, что бюджет. Но кто бы его просчитал, если такая мысль ни у кого из власть имущих даже не зарождается?!
— Каких-то мер, которые по большому счету заинтересовывали бы педагогов, сегодня нет.
— Есть ли у вас проблемы с ремонтом школьных зданий или помещений?
— У нас три здания, два из которых достались после капитального ремонта в 2015 и в 2016 году. Там материальных затрат поменьше. Еще в оперативном управлении у нас было здание бывшей 55-й школы, но я инициировала, чтобы его забрали. Так как все, что мы зарабатывали, тратили на него. Оно 1954 года постройки, там ни разу не было капремонта, и содержать его за свои средства невозможно.
— Что значит «свои средства»? Как школа может зарабатывать деньги?
— У нас есть платные образовательные услуги. Например, занятия в бассейне, тэквандо, художественной гимнастикой, самбо, мини-футболом, настольным теннисом и т. д. Это все помимо внеурочных занятий, которые оплачивает государство. Есть платные подготовительные занятия для дошкольников.
— Стало быть, основному зданию гимназии на улице Московской ремонт не требуется?
— Ну, почему — требуется. Нам помогают ежегодно, если мы попадаем в какие-то программы. Например, уже пятый год идет ремонт туалетов. Только на один требуется семьсот тысяч рублей. Четыре уже сделали, а их у нас четырнадцать. Здание-то построено в 1989 году.
— Ему уже 34 года? Много…
— Как только исполнится 40 лет, можно будет запрашивать замену окон.
— Так ведь пластиковые окна в классах ставят за счет родителей.
— Ставят, если родители считают нужным. Мы не настаиваем. Но я всегда не стесняюсь попросить родителей — это не нарушение закона. Захотят — помогут. Например, был хороший проект «Подарим школе музей». Он у нас замечательный!
— Кто ж вам его подарил?
— Родители. Сделали одну комнату, потом второй зал, потом третий… Теперь наш конференц-зал — вполне достойное помещение даже для высоких собраний. А несколько лет назад отремонтировали оранжерею. В других школах их уже давно нет, а у нас есть.
— Да, раньше почти во всех школах были теплицы, а потом их позакрывали почему-то…
— Это была просто бесхозяйственность. Когда не хватает понимающего учебно-вспомогательного персонала, то администрация школ делает подобные ошибки. Капремонт оранжереи обошелся нам в 1,6 миллиона рублей. Когда в городском управлении образования увидели наши объемы, то муниципальный бюджет половину затрат взял на себя. Мне нравится эта политика города: пятьдесят на пятьдесят. Если вы что-то делаете, то вам помогут. В этом плане они молодцы. А прошлым летом потребовался ремонт школьного крыльца, и нам тоже помогли.
Если на таких паритетных началах работать, то можно содержать учреждение. У нас неплохой уровень — по внешнему виду гимназии, по ее оснащению, но, по большому счету, тоже недостаточный. Конечно, у меня в планах есть многое, но увы… У нас даже фруктовый сад есть. Мы, например, цветочную рассаду для себя выращиваем сами, не тратим на это деньги.
— Фруктовый сад при школе в городе? Интересно… А персики там растут?
— И персики, и абрикосы, и яблони, и груши, и виноград, и разные ягоды. Сад мы посадили в 2016 году — он молодой, но уже начал плодоносить.
— Ухаживают ли школьники за своим садом?
— Обязательно. Это тоже трудовое воспитание. Когда ребенок видит, как растет, скажем, баклажан — это же целое открытие!
— Но ведь все, о чем вы рассказали, дает гимназии небольшой доход.
— А я не все еще рассказала. Мы сами организовываем работу школьной столовой. То есть нас не кормят посторонние организации. А раньше у нас были работники другой организации, которые работали на нашем оборудовании с использованием наших коммунальных ресурсов. И я считала, что это великое счастье! А в 2018 году, когда случилась беда, когда сто двадцать детей заболели норовирусом, нам запретили пользоваться услугами той организации. Запрет был на сорок дней. А мне было дано десять дней на организацию питания, иначе не откроют школу. Это же скандал! Но мы справились с такой задачей. Наняли людей, нашли поставщиков и начали кормить детей. И вот эта столовая сейчас дает нам некоторый доход. Школьники, у которых нет льгот, обеды покупают. Нам разрешается делать приемлемую торговую наценку.
— Такая организация питания возможна в каждой школе?
— Да, такое право дано автономным учреждениям, но не каждое это делает.
— А чем лучше своя столовая?
— Тем, что сейчас там наши работники, и я могу их контролировать, могу с них спрашивать.
— Вернемся к оснащению гимназии. Недавно педагоги говорили нам, что в сельских школах, например, компьютерное обеспечение лучше, чем в городских. А у вас?
— В сельских школах вообще обеспечение лучше — там другой бюджет. А городскими тоже занимаются, но здесь другие объемы. Например, в Хабаровске семьдесят школ. Мы сейчас попали в программу по обеспечению компьютерной техникой на сумму более четырех миллионов. К началу учебного года придут пять принтеров, четыре многофункциональных устройства, сорок пять ноутбуков, которые будут мобильным классом.
— Это же мизерное обновление!
— Но у нас уже есть семь мобильных компьютерных классов, которые покупались на средства родителей. Когда приходили дети в первый класс (а у нас их много, например, в основном здании ежегодно по пять, а то и больше первых классов), то мы предлагали родителям купить мобильный класс. Однако я искренне считаю, что использовать компьютеры в учебном процессе надо не часто.
— Почему?
— Не каждый педагог хочет и готов использовать на уроке компьютерную технику.
— Даже так???
— Быть может, это и не надо на каждом уроке. Потому что образование в противном случае не получается фундаментальным. Конечно же, современные дети — визуалисты, они предпочитают посмотреть. Но для образовательного процесса важно все — и услышать учителя, и увидеть, и прочитать. То есть во всем нужна мера. Так же и с императивными досками. Думаете, они всем учителям нужны? Нет! Их можно часто использовать на математике — это удобно. А мне, как учителю истории, важнее компьютер и проектор, чтобы продемонстрировать необходимое, или показать видеофильм.
— Например.
— Я работаю со старшеклассниками и знакомлю их, например, с «Бесогоном» Никиты Михалкова, с «Уроками русского» Захара Прилепина. Дети благодарны, так как вне школы они это не видели. Вот такие сейчас старшеклассники — интересующиеся.
— Вы говорили о школьном музее. Там уже обозначен грядущий 90-летний юбилей вашей гимназии?
— История такая. Сначала в 1933 году была образована мужская семилетняя школа. Потом при слиянии с другой школой получилась восьмилетняя, тоже мужская школа. И только в 1953 году началось смешанное обучение в здании на улице Панькова, где уже средняя школа №3 располагалась до 1989 года, когда закончилось строительство нынешнего большого здания на улице Московской. Пять лет строили нашу школу, потому что в стране тогда уже начались экономические сложности.
— Уже планируете, как будете отмечать юбилей?
— 90-летие — это особый рубеж, на который, как правило, обращают внимание вышестоящие органы. Но я ничего не знаю, планируют ли они что-то. С 2006 года, когда меня назначили директором, мы каждое пятилетие отмечали какими-то успехами гимназии — музей, оранжерея, сад и т.д. Нынешний юбилей будет в октябре. Еще есть время на планирование. Но нам почему-то не хочется помпезного юбилейного собрания в театре, как было в прежние годы.
— А как иначе, на ваш взгляд, можно было бы отметить юбилей?
— Хочется выплеснуть праздник на улицу, чтобы праздновала абсолютно вся школа, а не только избранные, чтобы о нем знал народ.
— Но это совсем другой формат. А вы готовы?
— У нас есть некоторый опыт проведения школьных песенных фестивалей ко Дню победы, когда много классов исполняют одну песню. Поют одновременно 100-120 человек. А в этом году даже начальную школу привлекли.
— Так это же не хор, который спелся…
— Конечно, мы репетируем — получается просто здорово! И дети это очень хорошо воспринимают, им это нравится. Это же чувствуется: мы все у себя дома, это наш школьный праздник — понимаете?
— Быть может, вынести праздник на площадь имени Ленина?
— Наверно, мы потеряемся на большой площади…
— Здрасьте: две тысячи школьников и полторы сотни педагогов, да еще приглашенные коллеги, педагоги-пенсионеры, бывшие ученики, да еще добровольные зрители… Это же настоящий парад! Кстати, недавний военный парад состоял всего-то из трех тысяч человек.
— А кто же нам разрешит праздновать на площади?
— А вы еще не просили, но уже сомневаетесь. Зря! Эта площадь у нас исключительно красивая, но неживая. А неплохо бы видеть ее каждый выходной день заполненной какими-то мероприятиями, переполненной народом. Да, там такое случается, но слишком редко.
— Хорошая идея.Надо будет подумать.
— Самый серьезный вопрос: какие подарки к юбилею ждет школа от мэрии, от краевого правительства?
— Подарки!?… Как-то некорректно об этом говорить.
— А вы наберитесь смелости и скажите прямо. Сейчас в моде подарки заказывать. Или хотите получить какую-нибудь бяку?
— Ладно, скажу: нам очень нужен школьный автобус. Потому что в нашем образовательном процессе очень много экскурсий — в музеи, библиотеки, на производственные предприятия, поездки в театры, выезды на Дни здоровья.
— Школьные автобусы идут по федеральной программе в сельские школы. Но краевое министерство образования могло бы раскошелиться на такой нужный и полезный подарок — все-таки такие большие юбилеи случаются не часто. А от мэрии что желательно?
— Очень желательна современная звуковая аппаратура — микрофоны и колонки — для сопровождения мероприятий в школьном зале. Хороший звук — это, прежде всего, культура. Видите: размечталась!
— Надо полагать, все будет воспринято адекватно. Вернемся к юбилею. Хорошо бы назвать имена тех, кто годами держал вашу школу на высоте.
— Пятнадцать директоров школы было до Любови Борисовны Левчук, которая была на этой должности 32 года. У нее было удивительное свойство находить уникальных людей, профессионалов. Она собирала коллектив. И она не мешала педагогам работать, позволяя им реализовываться так, как они считали нужным. В нашем коллективе также очень часто вспоминается Антонина Николаевна Гомза — она была директором десять лет. О ней говорят, что это был особой души человек — добрая, преданная своему делу, высокий профессионал. Это очень хорошие директорские качества, которые и позволили нашей гимназии стать известным в педагогических кругах города учреждением.
Я в этой школе работаю с 1991 года. Начинала учителем истории. А в 2002 году Любовь Борисовна назначила меня заместителем директора по научно-методической работе. При этом быть директором у меня и в мыслях никогда не было! Но так случилось, что в 2006 году она передала школу мне.
— А о педагогическом коллективе что можно сказать?
— Только хорошее. Это действительно коллектив настоящих педагогов. Хотя у нас нет заслуженных учителей, есть только отличники и почетные работники образования. Есть не награжденные званиями, но очень хорошие педагоги, профессионалы. А вот научить молодежь — это отдельный разговор. Я могу сказать без преувеличения: нет задачи, которую мы не можем решить. Наша особенность в чем? Есть маленькие юркие катера, а есть лайнеры, которые разворачиваются медленно, потому что они большие. Когда нас начинают за что-нибудь ругать, я говорю: дайте нам чуть-чуть времени. Нас много и надо, чтобы каждый понял, что от него требуется. Нельзя педагогу просто приказать, его надо убедить.
— Какие задачи вам предстоит нынче решить?
— Главная задача — с 1 сентября перейти на новые федеральные образовательные программы. Сейчас идет некоторая унификация образовательного процесса. Я считаю, это своевременно и правильно, чтобы перестали изобретать велосипеды по разным регионам нашей большой страны. Это трудная задача. Потому что нужно, чтобы каждый учитель написал свою новую рабочую программу.
— В связи с этим, видимо, должны быть некие методики?
— Да, министерство просвещения России все сделало, чтобы с такой задачей педагоги справились. Сделан конструктор программ. Это удобный ресурс, в который учитель вносит что-то свое, необходимое. Но принципиальная основа готова, что важно. С одной стороны, это новый подход, а с другой — старый опыт, ведь так было в советское время. Даже издавали книги, где был не просто календарно-тематический план, но и весь материал к уроку. Другое дело, что им можно было не пользоваться, а делать по-своему. Но в принципе мы все работали по одним программам. Может быть, будет лучше. Может, меньше учебников будет. Но сейчас переходный период, федеральные программы есть под новый государственный стандарт. Педагоги должны изучить требования этого стандарта. А новые учебники… быть может, они не успеют прийти при наших масштабах страны. Но это не страшно. Вот такой у нас новый вызов.
— Справитесь?
— Мы справляемся. Там, где родители нас не понимают, стараемся объяснять.
— Ой, нынешние родители — отдельная и исключительная тема!
— Я очень много работаю с родителями, потому что оставлять один на один с ними учителя или классного руководителя нельзя. Они очень амбициозные, многие из них считают, что педагогическая наука как таковая отсутствует, ее не надо знать. Поэтому они готовы учить нас, что делать и как делать. Приходится очень много объяснять им. Сложно. Два дня в неделю я отвожу этой задаче, веду прием родителей.
— И приходят?
— Многие приходят сами, кого-то приходится приглашать, потому что проблема с ребенком налицо, а родители не хотят ее решать, заявляя, что у них нет проблем. Начинаешь объяснять, что ребенку надо помогать, бывает, с помощью врачей, когда накапливается излишняя агрессия или возникают другие отклонения, а ребенок не умеет самостоятельно с ними справиться. И тогда дети просто бьют друг друга, иногда очень жестоко. Так ведь бывает и дома, и в школе тоже выплескивается. А родители считают: само пройдет!
— Откуда берется детская жестокость?
— Причины разные. В последние годы мы наблюдаем еще один феномен, когда дети не подчиняются собственным родителям.
— Это как?
— То есть, родители не могут отправить ребенка в школу, он пропускает занятия. Родители не могут надеть на детей то, что положено, и они являются в школу в весьма экстравагантном виде. И т. д. Ситуаций множество!
— Почему так?
— Многие родители потеряли авторитет у детей. Это результат вседозволенности. Когда сызмальства ребенку позволяется все, то у него укореняется заблуждение псевдовзрослости при достижении определенного возраста, особенно в 13-14 лет. И самое вредное, когда родители проговаривают, что их ребенок уже взрослый, что он сам решит. В данном случае родителям приходится объяснять, что они неправильно позиционируют своего ребенка. Он не взрослый. Он просто вырос. Он не готов решать какие-то вопросы. На подобные объяснения уходит уйма времени и сил. И в итоге у нас нынче есть не допущенные к экзаменам девятиклассники, потому что родители не обеспечили их явку на занятия, было очень много пропусков, они не прошли программу.
Раньше было проще: если что-то не так — звонок на место работы родителей, школа действовала через профком, партком. Сейчас такого механизма нет. Мы обращаемся в полицию, а у них тоже возможности ограничены. Они не отмахиваются, приходят и беседуют. Но зачастую это не дает эффекта. До комиссии по делам несовершеннолетних доводят только тех, кто уже совершил преступления. Вот такая есть проблема. И я очень хочу социального мира: между родителями и детьми, между школой и родителями.
— А почему вы не говорите о проблеме совместного обучения с детьми, у которых ограниченные возможности здоровья?
— А что говорить? Их в нашей гимназии 53 человека. Учителя такое совмещение не одобряют. Очень не одобряют! Быть может, когда-то поймут в министерстве просвещения страны, что это неправильный ход. Я считаю, что инклюзивное образование — это уступка европейским тенденциям. Наша российская (советская) система была более приемлема, когда государство содержало коррекционные школы, где были соответствующие и программы, и внимание, и адаптация.
— Хорошо, что вы откровенно говорите и о школьных проблемах, а не только об успехах.
— Дети-то разные, есть такие, а есть и другие, которые приносят славу и учителям, и родителям. У нас много 100-балльников по итогам ЕГЭ, особенно по русскому языку, по химии высокие результаты. Активно участвуют в различных олимпиадах.
— Какой вы видите школу в дальнейшем? Что надо делать в образовании — революцию или эволюцию?
— Первый шаг — к единообразию — уже сделан. Второе: нельзя возводить цифровизацию в абсолют. Серьезная проблема в том, что современные дети не читают — не только художественную литературу, но и учебники. Они не смотрят телевидение, не читают газеты. Они совершенно не образованы во многом, что нам кажется очевидным. Отсутствует внегенетическая память, передача информации от поколения к поколению. Они растут в каком-то историческом и художественном вакууме. Происходит какое-то опрощение образования. Все слишком просто. И выпускник на выходе из школы не такой высокообразованный, как это было раньше. Понимаете? Меня это очень огорчает. И я мечтаю о том, чтобы вернуть школу к тому прежнему уровню образованности ребят.
Раиса Целобанова Фото автора
