Гость редакции — Сергей Борисович Суровцев, фермер-пчеловод (село Кругликово, район имени Лазо)
— Трудно ли нынче быть пчеловодом?
— Трудно.
— Почему?
— Причин много, они разные, но все постепенно складываются в систему. Уровень квалифицированных специалистов невысокий. Дипломированных специалистов нет, так как их перестали готовить. Количество пчелосемей сократилось в разы. За последние десять лет цена на мед практически не поднималась, хотя все, что используется при его производстве, сильно подорожало. Молодежь в эту отрасль не идет, так как она малорентабельна. Я думаю, что пчеловодство, скорее всего, ожидает спад. Сократится количество пасек, уменьшатся объемы производства меда, он вырастет в цене, и только после этого начнется возрождение отрасли. Но при условии, если государственные органы обратят на нее внимание.
— И почему же, на ваш взгляд, власть должна обращать на нее внимание? Мед — не первостепенный продукт, народ не помрет, если его будет меньше…
— Потому что пчеловодство обладает уникальной способностью. Ни одна из отраслей сельского хозяйства (тем более — промышленности) не воссоздает растительный мир. Простая зависимость: больше нектара — больше пчел — больше пыльцы — больше семян. Растительный мир, опыляясь, обогащается и, таким образом, происходит воссоздание природы.
— Что значит обратить внимание?
— При низких закупочных ценах властям стоило бы для начала хотя бы задуматься. Почему, например, Екатерина II в свое время освободила всех пчеловодов от всех податей?
— Такое было? Умница императрица! И когда это было?
— Сделайте исторический экскурс в 1775 год. И не только она, но и Владимир Ильич Ленин в числе первых подписал закон об охране пчеловодства.
— А, между тем, дальневосточный мед — и хабаровский, в том числе — это же уникальное природное достояние! Он мог бы стать визитной карточкой региона. Причем, повкуснее, чем распиаренный по стране башкирский мед.
— Вы правы. Площадь медоносных лесов в Башкирии относительно мала и вряд ли способна обеспечить тот большой объем меда, которым торгуют по всей стране. Скорее всего, в этом объеме велика доля медового продукта. На одной ярмарке я обратил внимание на белый-пребелый башкирский мед с маточным молочком. Такого цвета мед не бывает! А с другой стороны, маточное молочко заготавливается в небольших количествах, и просто нереально вливать его в куботейнеры с медом. Причем, мед с маточным молочком будет золотой по цене, потому что один грамм маточного молочка стоит тысячу рублей. Объяснение у меня одно: существуют ароматизаторы, красители, накопленный в советское время опыт производства медовых продуктов — отсюда и результат изобилия «башкирского» меда по всей стране.
И еще заметьте: в России сейчас огромное производство подсолнечного масла, значит, есть большие плантации этой культуры. Стало быть, и сбор подсолнечного меда немаленький, который (обратите внимание!) имеет очень низкую себестоимость.
— А у нас нет таких плантаций. У нас мед, собранный только с дикоросов.
— Да, у нас весь мед — натуральный. Но потенциал дальневосточного пчеловодства не раскрыт в полной мере. Возьмите наши исключительные медоносы — липу, амурский бархат, леспедецу и другие реликтовые растения. Значит, и мед можно называть реликтовым, особенно таежный. Мы неповторимы, а наша брендовая марка абсолютно не развита. Наш дальневосточный мед никак не позиционируется. Здесь, конечно же, есть и вина пчеловодов.
— А они-то причем?
— Хотя бы притом, что раньше (при пчеловодческих совхозах) они жили и работали в зоне комфорта, при незанятом рынке. И в 90-е годы также было неплохо: можно было выгодно продать мед или обменять его на нужные товары. Но из-за того, что пчеловоды стремились как можно быстрее реализовать свою продукцию, они не воспитывали своих потребителей.
— Интересно: что вы имеете в виду под воспитанием потребителей?
— Воспитать потребителя — значит, научить его отличать качественный мед от сырого и незрелого. Но когда мед дешевый, у пчеловода нет никакого стимула заботиться о его качестве. Зачем вкладывать труд, если можно сразу и быстро продать его таким, какой он есть?
Как добиться хорошего качества меда? Первое: сильная и слабая пчелиные семьи ферментируют разный по качеству мед. Значит, надо заботиться о пчелосемьях, о состоянии пчел. Второе: мед должен отстояться. У него будет выше плотность, понизится влажность, он станет однороднее, будет лучше храниться. Иными словами, мед дозреет.
— А у вас какой мед?
— Хороший. Наша пасека зарегистрирована, есть ее ветеринарный паспорт. У нас проходит ежегодное обследование не только пасеки, но и всего меда через систему «Меркурий».
— Сколько у вас пчелосемей?
— У меня 90 пчелосемей.
— Для одного пчеловода многовато.
— Одному справиться с такой пасекой невозможно. А партнеров найти очень сложно. И у большинства пчеловодов возникает такая потребность. Почему молодежь не идет в пчеловоды? Они же не глупые, умеют считать расходы и доходы. У предпринимателей есть такой подход к бизнесу: если ты и производитель, и продавец, то получаешь максимальную маржу. И я еще в самом начале своей деятельности понял, что начинать надо не с развития пасеки, а с развития сбыта. Потихоньку учился. А когда пасека дошла до определенных размеров, появился свой мед, были наработаны варианты его продажи, то стало ясно, что одного меня на все не хватает. Поэтому постоянно ищу партнеров, предлагаю ребятам, которые, на мой взгляд, могли бы справиться.
— Неужели все молодые люди понимают только большие деньги?
— Многие не верят, что все так просто: достаточно только твоего труда, чтобы чувствовать себя хозяином дела, уверенно, как говорят, стоящим на ногах. Многие в себя не верят.
— А вы, когда решали стать фермером-пчеловодом, верили в себя? Верили, что ваше дело состоится, будет достойным и прибыльным?
— Когда я начинал, у меня за спиной было восемнадцать лет военной службы, звание подполковника запаса и два высших образования. А когда семья выросла (у нас четверо детей), то неминуемо был вопрос, как их воспитывать? Ответ безоговорочный: в труде и на природе. У нас был домик в Кругликово. Был замечательный сосед-пасечник, к которому я пошел учеником. Потом купил первые восемь пчелосемей. Потом жена зарегистрировала на себя крестьянско-фермерское хозяйство. Мы планировали и работали, планировали и работали… Да, мы верили в себя. Мы были абсолютно уверены, что наше дело — достойное. А нынче впервые взяли хороший мед. И я признался себе: ну, наконец-то, я похож на пчеловода.
— Вы упомянули систему «Меркурий». Практики говорят, что она хороша для крупных хозяйств. А удобна ли она для малого бизнеса, в частности, для пасечников? Есть вопросы?
— Через «Меркурий» контролируется качество сельхозпродукции, в том числе и меда. Система неплохая, она сейчас проходит этапы становления. Она еще не стала настолько удобной, чтобы человек без специальных знаний мог с ней работать. Даже мне (при двух высших образованиях) требуется квалифицированная помощь, чтобы выполнить все процедуры. А как же справиться с ней человеку в деревне, у которого нет такого опыта? Я думаю, что для контроля за медом надо делать другой особый порядок.
У нас сейчас идет диалог с ветеринарной службой. Ее руководитель Александр Петрович Чупров инициировал встречу с пчеловодами. Сейчас, насколько я знаю, готовится программа по обучению пчеловодов работе с «Меркурием». Он также дал команду по упрощению некоторых процедур. Например, по осмотру пасек: чтобы не мы бегали за ветеринарами, а они приходили к нам.
— Выходит, можно менять, упрощать какие-то моменты, принимать во внимание предложения пчеловодов, если захотеть?
— Как юрист, я считаю, что наравне с госорганами все граждане страны такие же правоприменители. Мы имеем право на свою точку зрения, предлагать поправки в законы там, где они не учитывают реалий. Именно поэтому я считаю, что фискальные и другие органы должны не формально подходить к оценке противоправной деятельности, а учитывать обстоятельства. Ведь можно у начинающего предпринимателя отбить желание вести бизнес, если изначально серьезно наказать его на некие налоговые оплошности.
— Могут ли сейчас наши пчеловоды свободно выбирать места для размещения пасек или все еще действует запрет?
— Вы затронули очень больную проблему о пользовании землями лесного фонда. Еще два года назад штрафовали пчеловодов, которые стояли на своих пасеках много лет подряд. Приезжали представители лесхоза и заявляли: вы здесь стоите незаконно, документов нет, значит, штраф по пятьсот рублей с каждого улья. И сумма штрафов начиналась с 20 тысяч рублей.
Сейчас, чтобы взять участок в аренду для размещения пасеки, надо сделать план освоения лесов, который стоит от 100 тысяч рублей. Причем, это абсолютно пустой документ для пчеловода, потому что не каждый год липа бывает хорошим медоносом, иногда она вообще не цветет. Пчеловод предпочитает кочевья, и ему надо делать план на каждый участок? И какой план, если он привозит сюда пасеку всего на месяц? А в советское время было проще и лучше, тогда выдавали билет на лесопользование — пользуйся лесным участком, где угодно. Это разумнее. И это сейчас обсуждается на разных уровнях. Быть может, произойдут изменения. Ведь пчеловоды — не разрушители, а соратники леса. Значит, им нужны упрощенные правила пользования землями лесного фонда.
— А ведь вы хотели сделать пасеку на колесах? Как совместить такую идею с арендой лесных участков?
— В западных регионах страны существуют павильонные пасеки или пасеки на колесах. Они опробованы и эффективны там, где леса не так богаты медоносами, как наши. Но, видимо, скоро и нам придется ставить пасеки на колеса, потому что наши леса беднеют, идет вырубка липы. А в советское время липу берегли. И я считаю, что надо выделять перспективные для пчеловодства районы. Быть может, сделать пчеловодческие заказники на территории края.
— Ну, это уже нечто глобальное!
— Ничуть. В наших лесах полно старых лесовозных дорог, их можно использовать, определив в таких местах участки для пчеловодства. У такой дороги могут разместиться пасеки на колесах, и никаких документов на это не надо. Но для такого подхода потребуется объединить интересы разных ведомств.
Кстати: приморский губернатор ввел запрет на вырубку липы. Он заставил лесное сообщество, заинтересованное в заготовке древесины, подчиниться и ограничить свои аппетиты.
— У нас такое и не предвидится…
— Как знать?! Ведь проблему вырубки кедра победили. А липа экономически выгоднее. Продать липовое бревно — это хорошие деньги и сразу. Но одно дерево липы может дать сорок литров меда. Это может быть дешевле, чем за бревно, но мед будет ежегодно, и общая многолетняя выгода намного больше. Хотелось бы, чтобы здравый смысл победил, чтобы нашу липу не отправляли в соседнюю страну на зубочистки.
— Сколько лет потребуется, чтобы победить?
— Сложно сказать… Но надо говорить об этом. Надо стучаться.
— Куда? Почему в Приморье смогли ввести запрет, а у нас нет?
— Потому что там губернатор сам соприкоснулся с этой отраслью. Потому что у него было понимание, также как у бывшего мэра Москвы Юрия Лужкова, который занимался пчелами. Это к вопросу о роли личности. Наш президент демонстрирует, что ручное управление иногда весьма эффективно. Там, где закон не работает, есть административный ресурс. Но для этого нужна воля. Чтобы была воля, во власти должны быть люди, которые здесь выросли и связывают свое будущее с этой землей. При всех достоинствах современных управленцев очень часто они являются временными проходными фигурами, у которых совершенно другое мировоззрение.
— Мы эти оценки оставляем в тексте?
— Конечно. Это же очевидно. Почему надо молчать? Я уверен, что лучше, если бы были руководители, которые связывают свое будущее с этой землей. Тогда было понимание и ценности липы, и развития пчеловодства, и многого другого. Это точно так же, как наш президент демонстрирует чиновникам, что не следует свое богатство хранить за границей. Не нужно связывать свое будущее с чужой страной. Посыл простой: сейчас такое время, что надо определяться. А пчеловоды — это патриоты.
— Все правильно вы говорите. Но вернемся к пчелам. Насколько, на ваш взгляд, эффективен закон о пчеловодстве?
— На мой взгляд, он находится в стадии развития. Во-первых, пчеловоды не так давно организовались в союз. Во-вторых, сам закон принят недавно. Там присутствуют не все нормы, необходимые пчеловодам. Надеюсь, законодатели его усовершенствуют.
— Есть ли у нас в крае осведомленные специалисты, которые могли бы грамотно к этому подойти?
— А где у нас есть дипломированные специалисты-пчеловоды? В госструктурах их нет. Правда, недавно нас собирал министр сельского хозяйства.
— Был повод?
— Пчеловоды писали письмо губернатору, по этому поводу было поручение, вот и прошла встреча.
— И что говорил министр?
— Что министерство поддержит кооперацию пчеловодов. А они, к сожалению, пока не готовы к такому.
— Реальная (а не бумажная) кооперация — сложнейшее дело! Она строится на доверии. А какое нынче доверие в нашей недоверчивой жизни?!
— Да, человеку сложно выйти из зоны комфорта. Ты накачал мед, худо-бедно, но продал. Развития нет, но тебя это устраивает. Пасечники, как правило, люди в годах, им не нужны суперсвершения. Зачем им кооперация? Мыслить по-государственному мы разучились. Кстати, программа «дальневосточный гектар» дала некое начало новому типу хозяев на нашей земле.
— Насколько известно, пчеловоды брали эти гектары.
— И я взял гектар. И даже получил премию за его освоение. То есть государство дает сигнал: дескать, правильной дорогой идете! Да, это хорошо. Но к пчеловодам нужен особый подход. Гектар им не очень нужен. Ведь я мог бы арендовать участок земли в населенном пункте, организовать стационарную пасеку, и кочевать, куда надо безо всяких гектаров.
— Вы обозначили все ресурсы данной отрасли?
— Могу еще вот что сказать. Мед — отличный продукт, чтобы найти ему достойное применение. Государство может организовать его закупку, тогда у пчеловодов появится стимул, а его объемы сразу взлетят в разы. Например, закупите мед для детских садов, школ, больниц и т. д. Уйдите от слепого утверждения, что мед — аллергенный продукт, поэтому для детей он не годится. Это же бред! Закупите его для армии, для наших солдат — потребуется огромное количество меда, который восполнит их силы, микроэлементный состав которого поддержит их здоровье.
В таком случае решается и другой вопрос: закупая мед у пчеловода, можно таким образом контролировать его доход, а заодно понимать, есть ли смысл облагать его налогом.
На мой взгляд, было бы не лишним подумать и о создании некоего пчелотреста.
— Нас так и тянет в прошлое?
— Ну, назовите его иначе. Дело не в названии, а в предназначении. Чтобы там был специалист по «Меркурию», специалист по финансово-кредитным отношениям, специалист по грантам, специалист по закупкам. У нас уже есть нечто подобное — сельскохозяйственный фонд при министерстве, но у него узко ограниченный круг задач. И все мы, пчеловоды, пойдем в тот «пчелотрест», потому что от него будет реальная помощь.
— Идея актуальная. А нет ли ее применения на практике в каком-нибудь регионе?
— Варианты такой идеи могут быть разные, но суть одна — объединение и помощь. Например, я столкнулся с якутским примером, где в кооперативе тысячи человек. И у них освоение государственных средств, выделенных на поддержку сельского хозяйства, зашкаливает за сто процентов! То есть этот кооператив взял на себя всю нагрузку, связанную с оформлением, с предоставлением поддержки.
— Без лишних заморочек.
— Да. Почему у нас нет такого, хотя опыт соседей рядом?
— Потому что мы не якуты. Об этом надо бы говорить министру сельского хозяйства.
— Я говорил. Я больше скажу: он начинает активно работать по сбыту, вплоть до присутствия наших продуктов в Москве через организацию там наших торговых представительств.
— О, какие высокие замыслы! А нельзя ли поближе сбыт, например, в Китай?
— Там отдельная история: из страны, которая никогда не имела пчеловодства, Китай превратился в страну, которая является лидером экспорта меда, не являясь лидером его производства.
— Однако!
— Наши пчеловоды сами выйти на экспорт не могут — малые объемы, не тот оборот, чтобы победить. Представьте: чтобы отправить партию меда, надо потратить 150-200 тысяч рублей только на его анализы. Шансы самостоятельно выйти на экспорт невелики. Государство логично задает пчеловодам вопрос: сколько меда можно отправить на экспорт? Пчеловоды тоже задают вопрос: а чем государство содействовало пчеловодам? Для начала следует свой рынок развить. Это как раз к вопросу о госзакупках, то есть к первому этапу, который более реальный, более достижимый в более короткие сроки. Пока же у нас совещания проходят на уровне: ребята, от вас все зависит, будьте добры…
— Понятно. Давайте перейдем к травам, которыми занимается ваша семья. На одной из встреч с президентом молодой предприниматель предложил выращивание иван-чая возвести в статус государственной задачи. И Путин его поддержал. Иван-чай вдруг стал уверенно выходить «в люди». Согласитесь?
— Да.
— А почему?
— Потому что хорошее всегда пробьет себе дорогу. Россияне ведь издревле пили не заморские, а травяные чаи.
— Вы травы выращиваете или собираете дикоросы?
— В основном собираем дикоросы. В деревне есть семья, с которой мы уже несколько лет сотрудничаем. Они обучены, самостоятельны. Мы купили машину для скручивания листа, делаем чай специально для гурманов. Столкнулись с проблемой: если иван-чай уже узнаваем покупателями, то другими растениями народ, скажем так, не привык пользоваться. Например, люди не знают про удивительно полезные корни лопуха. Есть ценнейшие корни, которые очень востребованы за рубежом, — диоскорея, кодонопсис, солодка бледноцветковая, которая растет только на Дальнем Востоке и на Кавказе, и др. У нас правило: сначала мы пробуем травяные препараты в своей семье, а потом предлагаем покупателям. Так как мне не нравится делать спиртовые настойки, то я нашел рецепт, к примеру, диоскореи на меду.
— Как определить качество трав?
— Ответ простой: найдите добросовестного сборщика. А когда и как собирать травы — не проблема, в любом учебнике написано.
— А рецепты откуда?
— Зачем изобретать велосипед? За тысячелетнюю историю траволечения все досконально описано-переписано. Я предлагаю траву, а вы подбираете для себя рецепт, сами или с помощью врача — это уже ваше дело. Но случаются удивительные ситуации. Недавно познакомился с парнем из Ванино, который стал делать масло из трав.
— ???? Из трав? Из каких?
— Например, из тысячелистника получает чистейшее масло! Аромат фантастический! Парфюмеры удавились бы от зависти.
— Такое масло — открытие? Это нечто новое?
— Отнюдь. Где-то на западе нашей страны он нашел мужика, который делает такое масло. Решил попробовать. Получилось.
— Куда идут ваши травы?
— На продажу.
— Какие есть возможности для продажи?
— Достаточные. И через Интернет, и через ярмарки, и через торговые точки в торговых центрах.
— В советское время травы выращивали в специализированных совхозах на промышленной основе, их брали в аптечную сеть. Сейчас не берут?
— Я знаю, хабаровский химфармзавод использовал огромное количество, к примеру, леспедецы. Но это было в прошлые годы. На Алтае люди в свое время раскрутились в этой сфере: что-то задекларировали, что-то запатентовали. Это недешевая процедура. А сейчас, когда тебя могут остановить в лесу и предъявить претензию за незаконный сбор трав, разве будет развиваться данная сфера? Остается handmade.
— Опять же: уникальные травы — наша дальневосточная фишка, наш уникальный региональный тренд!
— Что вы говорите?! Нашим трендом являются древесина и рыба, и на этом точка. Хотя потенциал дальневосточной тайги не исчерпаем. Понятно, что нужны финансы на продвижение товара на рынке, который уже захвачен. Нужно сделать упаковку и т. д. Но на Алтае же сделали!
— И не умерли от напряжения.
— Не умерли! И по всей стране распространили. Но ведь дальневосточные травы тоже звучат. И ценность их не меньше, чем алтайских.
— Придем ли мы когда-нибудь к пониманию, чем мы обладаем и почему это не ценим?
— Вот президент обратил внимание на иван-чай. Вот наш министр сельского хозяйства попросил мои предложения на этот счет, как единственного официального его производителя.
— И что вы будете предлагать? Выращивать иван-чай на полях?
— Самое первое и самое простое, что я предложу, — это помочь в организации сбыта. Если во мне уверены — помогайте. Если не уверены, то о чем говорить? Будет сбыт — будет иван-чай. О плантациях говорить пока рано.
— Когда народ осознает ценность травяных сборов?
— Травы и сборы работают вместе с правильно настроенным сознанием людей на их употребление, вместе с верой в них. И они скоро осознают, потому что питание неправильное, много канцерогенов, организм нужно оздоравливать. Оздоровление травами идет из нашей древности. К сожалению, столько умного и полезного, найденного нашим народом, утрачивается в обмен на яркие технологические игрушки. И здесь особая роль у наших женщин-берегинь, которые по своей природе должны оберегать здоровье своих мужчин и детей.
Раиса Целобанова Фото автора
