Сегодня гость редакции — Юрий Васильевич Ефименко, член Союза писателей России, бывший пайщик кредитного кооператива «Первый дальневосточный».
— Мы будем говорить о теме, которая меня глубоко интересует: я — бывший пайщик кредитного кооператива «Первый дальневосточный», кооператива могучего, замечательного и вдруг рухнувшего. Поэтому я пришел к вам со своей болью и со знанием темы, ибо этой темой занимаюсь много лет.
— Отчего боль? Ну, рухнул кооператив, и что?
— Когда нынче весной свалилось это известие, у меня был шок, так как я помогал его выстраивать с самого начала. Трагедия кооператива «Первый дальневосточный» — это трагедия всей кредитной кооперации на Дальнем Востоке, так как он был флагманом, лидером.
— Напомните историю его создания.
— Она начиналась в Комсомольске. Там создавала кооператив при строительном тресте его экономист Екатерина Викторовна Овчинникова. Потом она переехала в Хабаровск и разворачивала кооператив на хабаровской площадке. Шел 1999 год, и с той поры я стал его пайщиком, чтобы быть внутри процесса.
— А что было нынче?
— Мне пришло предложение выйти из кооператива, потому что он банкрот. Но меня обманули. Он официально не банкрот и по сей день. Он находится в процессе наблюдения. А мои деньги, вложенные в кооператив, а это довольно большие накопления, разом исчезли.
— Понятно, это обидно.
— Но еще обиднее другое: ведь у меня не было никаких сомнений! Кредитное дело было выстроено очень хорошо, очень надежно. «Первый дальневосточный» обслуживал всю Еврейскую область, весь Хабаровский край, был филиал кооператива даже в Приморье — в Уссурийске. Когда я работал в исполнительной дирекции межрегиональной экономической Ассоциации «Дальний Восток и Забайкалье», то сам с ними ездил по районам, рассказывал, помогал расширению сферы деятельности от лица власти.
— Отчего у вас была такая непоколебимая уверенность в его надежности?
— Потому что пайщики кредитной кооперации — это собственники, они объединяются вокруг людей, которых считают порядочными.
— Вы хотите сказать, что эта система прозрачная?
— Она должна быть такой. Пайщик — один из собственников, чем и отличается эта система от других микрофинансовых систем. Здесь обмана быть не могло по природе кредитной кооперации. Ведь другие кредитные кооперативы, с кем мы начинали это движение, и сейчас продолжают работать в Хабаровском крае.
— Сколько у него было пайщиков?
— 14,5 тысяч.
— А в денежном выражении можно дать некую оценку?
— За годы своей деятельности он выдал займов на сумму 816 миллионов рублей. Еще дороже то, что даже в начале своей деятельности (два десятка лет назад) он приносил в бюджет Хабаровского края налогов в полтора раза больше, чем крупнейший в то время «Далькомбанк».
У нас были самые тесные отношения с правительством края, с министерством экономики. Каждые два года мы проводили большие конференции, на которые приезжали участники из Карелии, с Украины, с Урала и из Сибири, из Москвы. С докладами всегда выступал хабаровский министр экономики Александр Левинталь. Связка была и с управлением по поддержке предпринимательства, потому что кредитные кооперативы нужны не столько пенсионерам, сколько в первую очередь малому бизнесу.
Еще нюанс. «Первый дальневосточный» — единственный из всех кредитных кооперативов России входил в Конфедерацию кредитных союзов стран Азии. Я лично на конференции в Бангкоке с большим интересом и удивлением знакомился с международным опытом. Например, в Таиланде кредитные кооперативы важнее, чем банки.
— Откуда у вас такая разнообразная информация про кредитную кооперацию?
— Однажды (еще до знакомства с «Первым дальневосточным») архивисты подсказали мне интереснейший материал, по которому я написал статью об опыте дальневосточников столетней давности — во время русско-японской войны. Когда в 1904 году с Дальнего Востока смыло все филиалы всех банков, то остался только один — Госбанк. И тогда в Госбанке стали открывать отделы по мелкому кредиту, которые занимались развитием кредитной кооперации.
— Интересно, как это было?
— Госбанк давал кредитным кооперативам первичные взносы, чтобы они могли развиваться дальше, привлекать пайщиков. А кооперативы уже давали кредиты мелкому бизнесу и, кстати, работали очень успешно.
Кредитные кооперативы тогда спасли финансовую систему Приамурья. Спасли! Они просуществовали до 30-х годов прошлого века, а потом стали «черными кассами» профсоюзов. Для Дальнего Востока кредитные кооперативы имели и имеют особое значение, потому что мы оторваны от центральной части страны. Потому что наша первейшая задача — выживание на основе собственных ресурсов. Она была и она остается, так как отменен патернализм, то есть государственная забота о Дальнем Востоке. Мы должны сами думать и сами искать возможности.
Между прочим, у нашей семьи был родственник в Харбине, который еще в 30-е годы по крупному занимался там кредитной кооперацией.
Поэтому когда появилась Екатерина Овчинникова со своим «Первым дальневосточным» кредитным кооперативом, меня это увлекло. Я хорошо понимал значение системы, созданной сто с лишним лет назад. Ибо край в конце девяностых — начале двухтысячных катастрофически терял население. А кредитные кооперативы, к примеру, в Сибири создают основу жизни.
— Это как?
— Например, кредитный кооператив полностью обслуживает небольшой город. Один! Пенсионеры вносят в него свои деньги, а предприимчивая молодежь берет там кредиты и развивает свой бизнес.
— Есть информация, что в России в начале XX века было более тысячи обществ взаимного кредита, которые объединяли более восьми миллионов пайщиков.
— Да, так и было, и это был хороший опыт. «Первому дальневосточному» тоже было чем гордиться. Скажем, только за два года (2009-2010) кооператив привлек пять тысяч пенсионеров, которые вложили в него 95 миллионов рублей. Это приличный объем денег, которые можно использовать для дела. Преимущество кооперативов перед банками в том, что в них главную роль имеет правление. Оно само может регулировать и ставки, и условия по кредитам, и условия по вкладам. То есть все вопросы очень гибко и оперативно решаются правлением. Здесь не нужна куча бумаг, которые требуют банки от заемщиков. Здесь работает принцип доверительности. Я, например, как пайщик могу быть поручителем для заемщика. Предприимчивый народ это раскусил, и в начале 2000-х только в Хабаровске было семь кредитных кооперативов, а в крае уже двенадцать. То есть кредитное движение стало довольно бурно развиваться.
— И банки спокойно на это смотрели?
— Вообще-то сотрудничество банков с кредитной кооперацией — это золотое дно. А сегодня между ними жесткая конкуренция.
— Это хорошо?
— Это плохо.
— А в чем причина?
— В законодательной базе. Первый федеральный закон о кредитной кооперации был в 90-е годы, а второй вышел в 2009 году. Коллизия в том, что он был пролоббирован банками. Это очень серьезная тема. Банки по своей сущности должны работать с крупными юридическими лицами, кредитовать экономику. А кредитная кооперация — с физическими лицами, кредитовать мелкий бизнес. Но банки захватили поле кредитных кооперативов, стали очень активно привлекать вклады физических лиц. То есть банки пошли по легкому пути. При этом законом была ограничена деятельность кредитной кооперации. И она по всей стране очень сильно пострадала от последнего закона.
— Но вы почему-то назвали сотрудничество этих двух структур золотым дном.
— Рассказываю. Вы выдели в Хабаровске вывеску — «Райффайзен Банк». Так вот Фридрих Райффайзен в середине XIX века был пионером кредитной кооперации в Германии и на ее основе вырастил этот современный банк. Сейчас в Германии тысячи кооперативов, которые объединяют миллионы человек. То же самое сейчас происходит в Азии. А вообще в мире кредитная кооперация очень мощная.
— Почему, как вы сказали, в Таиланде кредитные кооперативы важнее, чем банки?
— Потому что там есть государственная политика их поддержки. Почему? Потому что кредитная кооперация работает непосредственно с населением, чтобы оно развивало бизнес в силу своих возможностей. А банку все равно: ему важна только прибыль.
— Расскажите, что случилось с «Первым дальневосточным»?
— Трудный вопрос, на который сложно ответить, потому что идет процесс банкротства. Для меня было шоком, что кредитный кооператив сам на себя подает на банкротство. Года три назад это было дозволено. И это означает, что там что-то скрывают. Появляется подозрение. Я пошел интересоваться и застал всего 600 с чем-то пайщиков от прежних 14500. Куда они делись?
Беда нынешних кредитных кооперативов — в недобросовестном правлении. Была Екатерина Викторовна Овчинникова — она жестко держала кооператив в руках. Но проблема всех авторитарных руководителей, что после их ухода случаются провалы. Поэтому когда она уехала на постоянное жительство в Новую Зеландию, то во главе был поставлен недеятельный человек. А что означает рулить таким большим кооперативом? Значит, не вылезать из краевого правительства — этот как минимум. Нужны большие связи с Москвой, чтобы заниматься пропагандой, лоббированием. Надо объяснять людям, что если загудели банки, то не надо бежать и снимать вклады в кооперативе, поскольку он не зависит от этих процессов. А бездеятельность — это гарантированный провал.
— Так ведь и вы входили в состав правления.
— Да, в пору работы Овчинниковой. Нас было трое в правлении: председатель, генеральный директор и я. Но так как двое были семьей, то со мной можно было не советоваться, что и происходило. А потом я вышел из правления, потому что не было настоящей демократичной работы, не было смысла там оставаться.
Вторая причина краха: можно молча и тихо нарушать устав. Те, кто имеют доступ к цифрам и деньгам, начинают решать личные проблемы.
— Это как можно?
— К примеру: не положен кредит больше миллиона рублей, а председатель лично может разрешить выдать больше. Не могу сказать про «Первый дальневосточный», но в других кооперативах выдавали большие, заведомо невозвратные кредиты родственникам. И тишина! Потому что при банкротстве закрываются все кредитные истории. И деньги ушли. А все службы безопасности, которые раньше были, ликвидированы. Получается междусобойчик.
Но это же, как везде: посадите незнайку за руль дорогой машины — поцелуется с первым же столбом. Так и здесь. Кредитная кооперация еще сидит на принципе доверия. Но пайщикам всегда предоставляют хорошие итоги, и никто не хочет копать глубже. Так принцип доверия концентрируется только на руководстве, которое начинает мышковать. А потом уезжает или в Новую Зеландию, или еще куда подальше. Вот так я предполагаю причины краха кредитных кооперативов.
— Так вы за что переживаете?
— За то, что кредитная кооперация на Дальнем Востоке, в которую было вложено много сил, захиреет. Будет недоверие к ней. А если доверия нет, то не создашь кооператив. Под видом кредитных кооперативов вначале группы энтузиастов пытались создавать «черные кассы» для отмывания денег. Но у нас тогда была мощная организация — межрегиональная Ассоциация кредитных кооперативов Дальнего Востока и Забайкалья. Она создавалась при поддержке Ассоциации экономического взаимодействия «Дальний Восток и Забайкалье». Мы видели друг друга и знали, что у кого происходит и кому нужна помощь. И тогда можно было вмешаться, чтобы предотвратить крах. А по новому закону о саморегулируемых организациях такой подход ушел из кооперативной жизни. И проваливается дальневосточная кредитная кооперация на неумении самоуправляться. Отчасти в этом и мы виноваты.
— Вот как?
— Да, сами. Мы, пайщики, свои права просто делегируем наверх. Мы не умеем самоуправляться. А для кредитного кооператива это задача номер один: постоянная взаимосвязь сверху донизу и доступ ко всей информации всех пайщиков.
И вторая причина. Во время моей работы с Овчинниковой была поддержка краевого правительства.
— Почему?
— Потому что за кредитными кооперативами стоят люди.
— Но могли бы и не поддерживать?
— А вот когда перестали поддерживать, то и пошел крах кооперативов. Вы же видите: сейчас вокруг дольщиков-застройщиков очень много шума — они дали деньги, а их обманули… А вокруг пайщиков, которые тоже отдали деньги и которых тоже обманули, — тишина. А почему? Чем пайщики хуже дольщиков? В сущности, дольщики и пайщики — это как синонимы. А пайщиков просто бросили. И это страшно. Потому что права людей надо блюсти. Надо поправлять нарушителей.
— Ой, кто ж будет поправлять, если такое не входит в обязанности чиновников?! О чем вы говорите?!
— Но ведь это было! При губернаторстве Ишаева это было!
— Как остаток совести советского времени?
— Честно говоря, при Ишаеве умели блюсти процессы и цифры. И не надо было команды сверху. Все, что касается кредитной кооперации, это обязательства региональной власти. Это интересы жителей региона. А исчезновение сотрудничества власти с кредитной кооперацией тоже сыграло свою роковую роль. Никто не контролировал, никто не интересовался, никто не вникал. Межрегиональная Ассоциация кредитных кооперативов была брошена. И тогда я написал проект для всех заинтересованных сторон — о встрече власти с представителями кредитных кооперативов края.
— Это когда было?
— Это 2012-2013 годы. С 2009 года, после вступления в силу нового закона о кредитной кооперации, прошло достаточное время. Давайте посмотрим, как закон работает на территории Хабаровского края, в чью пользу, кому во вред, как эту систему сохранить и развивать. Я, как пайщик, пошел в министерство экономики и поддержки предпринимательства со своими предложениями и за поддержкой.
— Получил поддержку?
— Интереса к предложениям не было никакого! Я получил… пустые глаза чиновника. А потом мне сказали грамотные люди: не к тому пошел, ходить лучше к суке.
— ???? Какое-то некорректное слово…
— СУКА — это (московская аббревиатура) случайно уцелевший квалифицированный администратор. Еще мне посоветовали понять: есть команда сверху — будет делаться, нет команды — пошли вы все подальше со своими идеями и предложениями…
— Это может быть команда не из Москвы, а от губернатора?
— Она должна быть именно от него. Москва здесь не нужна. Она нужна только в плане корректировки федерального закона.
— Почему вы зациклились на встрече, на совещании? Они ведь ничего не решают.
— Не спешите с выводами. Совещание — это площадка, где собирается, оглашается, суммируется, концентрируется информация. Она позволяет дальше строить планы, проекты, программы. А когда мы ничего не знаем (а мы не знаем!), то ничего и не делается.
— А может быть у нас краевой закон о кредитной кооперации?
— Может быть. Но у нас его нет.
— И идеи такой не было.
— Нет, идея была. Доктор экономических наук Евгений Николаевич Галичанин в свое время выступал с такой идеей. Но и он, и я, и все натыкались на одно и то же: власть (в лице конкретных людей) никак не воспринимала кредитную кооперацию. При том же лозунге: будет команда — будем делать. За свою восьмидесятилетнюю жизнь я уже имею право устать от безнадежности. Поэтому я ушел в сторону, а в это время «Первый дальневосточный» тихо разваливался, потому что начались игры…
— Сколько он задолжал пайщикам?
— Больше 300 миллионов рублей. Это сумма всех долгов. Но я подчеркиваю, самое плохое то, что руководство кредитного кооператива подает иск о самобанкротстве. Хотя по уставу оно как минимум должно бы провести собрание имеющихся пайщиков, только собрание имеет право принимать решение о ликвидации.
— И что дальше с кооперативом?
— Если суд признает его банкротом, то никакого возврата денег по долгам не будет. Причем, это не просто ликвидация, а целенаправленное разграбление мощной организации.
— Ваш кооператив не первый в такой коллизии?
— Да, кредитный кооператив «Умножить» деньги собрал, а потом самоликвидировался, и в Благовещенске была подобная история…
— Выходит, хорошая микрофинансовая система для людей, которая потом их же и грабит.
— Грабит не система. Грабят ушлые люди, используя прокол в системе. Вспомните последний арест очередного коррупционера — замминистра федерального уровня! Вон на каком уровне происходит безобразие, речь идет о миллиардах, а что вы хотите у нас? У нас копейки, семечки. Все это слишком серьезно. Это касается не только отдельного региона. Мы беззащитны сегодня перед этими людьми, которые воруют, грабят…
— Так вот дольщиков будто бы стали защищать…
— Точно также надо защищать и пайщиков — я говорю об этом очень настойчиво. Проблема есть, ее надо вытаскивать в публичное пространство, в нее надо вникать. Пайщики и дольщики — люди одного статуса. Они вносят деньги, за которые в одном случае строится жилье, а в другом строится финансирование малого бизнеса, оказывается поддержка развитию территории.
— Как защищать? Пожаловаться? Кому? В прокуратуру?
— Хотя бы в прокуратуру. Пайщики могут туда обратиться, но это безнадежное дело. Одно дело, допустим, мой запрос в прокуратуру, и совсем другое — запрос правительства Хабаровского края. Власть должна быть заинтересована в том, чтобы людей на ее территории не обижали. И это надо контролировать.
— Но ведь в стране запрет на проверки, на вмешательство…
— Это не вмешательство. Это знание того, что происходит и чем можно помочь. Но следует делать своевременный запрос, а не по следам произошедшего.
— А через суд?
— Да, будет суд. Потом будет кассация. Потом новый суд. И опять кассация. Потом новый иск. Судебная процедура может длиться годами. Годами! И старики, которые вложили свои деньги в кредитный кооператив, скорее всего, пойдут на кладбище — от переживаний, от расстройств… В данном случае они абсолютно никак не защищены. Но должна же быть какая-то широкая спина, которая защищает, или широкая грудь, которая пробивает ушлые интересы. А у кого такая спина и такая грудь? У государства.
— Двоякий у нас получается разговор. С одной стороны, кредитная кооперация, которая грабит; с другой стороны, кредитная кооперация, которая нужна. Как совместить?
— Кредитная кооперация крайне нужна! И никакого диссонанса нет, никакого грабежа не будет, если в этом участвует государственная структура. Ведь что можно извлечь из российского столетнего опыта? Тогда, до революции 1917 года, такой структурой был Государственный банк, в котором работал отдел мелкого кредита. Он вел полный контроль, проводил регулярные совещания, анализировал ситуацию, оказывал первоначальную помощь кооперативам на этапе становления. Это же не государственная тайна — материалы лежат в госархиве. Давайте будем продолжать! А у нас больше десяти лет полная тишина.
— Так ведь сейчас по закону банк не может взять кредитный кооператив под свое крыло…
— А какой банк? У нас нет государственного банка. Нет политики государственной в отношении кредитной кооперации. Ее деятельность — это инициатива граждан и по созданию, и по участию в ней.
— Как нет банка? А Центральный банк РФ…
— Центробанк — это отнюдь не Госбанк, это совершенно другая структура, рыночная, с другими функциями. А Госбанк до революции был, в советское время был… И в принципе уже много звучит голосов, которые ставят эту проблему: бюджетные деньги должны находиться в государственном банке. Но это другая тема.
— Так кто сейчас может серьезно заниматься развитием кредитной кооперации?
— А никого нет! Хотя в рамках федерального закона можно найти (если захотеть) возможные варианты сотрудничества власти с кредитно-кооперативной системой. А еще лучше бы отобразить все стороны в региональном законе.
Дело в том, что часто путают контроль (вмешательство) и соучастие государственного органа в развитии кредитной кооперации. Подчеркиваю: соучастие.
— Соучастие — это как?
— Первое. Регулярные совещания, где выяснялась бы обстановка и ставились проблемы — какие можно решить на региональном или муниципальном уровне, а с какими следует выйти на федеральный уровень.
Второй шаг. Должен быть определен чиновник (в минэкономики или в минфине), которому кредитная кооперация вменяется в обязанности. И начинается положительный эффект чиновничьей работы: он начинает встречаться, получать информацию, готовить докладные записки, говорить, что необходимо сделать и т. д. Чиновничья машина у нас воспринимается негативно — я против такого отношения. Еще со времен Петра Первого известно, как поставишь и кого поставишь у руля, такое и будет дело. То есть важно профессиональное отношение чиновника к организации дела. Но он тоже должен быть профессионалом. Тогда будет положительный эффект.
— А вообще Хабаровскому краю нужны кредитные кооперативы?
— Чтобы развивать предпринимательство, кооперативы особенно нужны в районах, особенно в северных территориях, оторванных от центра края. Сегодня эффективно аккумулировать средства, которые гарантированно получают пенсионеры, может кредитный кооператив. Допустим, в поселке есть несколько сотен пенсионеров, которые могут вложить часть своих средств. В этом же поселке есть молодые люди, которые могут взять их в кредит (под поручительство этих пенсионеров) и заняться нужным для поселка делом. И тогда не нужно ни одним, ни другим бегать по банкам! Сами могут решить, под какие проценты принимать вклады и выдавать кредиты. Так можно развивать поселок, и даже район. Это — саморазвитие. Это удочка, зацепка для молодых. Банки не относятся к ним с распростертыми объятиями: попробуй получить у них небольшой кредит — вряд ли получится. Если же относиться пренебрежительно, то, как уезжали, так и будут уезжать.
Почему я за кредитную кооперацию? Не надо трагедию с «Первым дальневосточным» воспринимать как приговор всему движению кредитной кооперации. Это трагедия конкретных лиц, которые позволили всему этому случиться. Кого посадили за руль, то и будет — значит, надо выбирать рулевых. Второе: необходимо внимание со стороны региональной власти к этой системе, к ее проблемам, и к людям (к пайщикам) в том числе. Третье: надо людям дать уверенность, что здесь жизнь была, есть и должна быть. Мы должны здесь жить очень основательно. А у нас сегодня умственная лень – раз, и нравственная лень, когда совесть в ход не пускают, — это два. Если мы это не преодолеем, то потеряем Дальний Восток — это мое личное убеждение. Правда, до меня был Чехов, который несколько раньше так же думал.
Раиса Целобанова. Фото автора
