Гость редакции — Юрий Федорович Матвеев, заместитель председателя Экспертно-консультационного совета при губернаторе Хабаровского края
— Юрий Федорович, открою вам свое маленькое желание: мне всегда хочется вспоминать вашу биографию. Она такая правильная, но яркая, что хочется сказать: смотрите, как надо работать!
— А что там было особенного или показательного? Слесарь, бригадир, механик на заводе «Амурсталь». Попутно вечерний техникум и вечерний институт. Второй этап: завотделом, второй секретарь Комсомольского горкома КПСС, председатель Комсомольского горисполкома. И третий этап: заместитель главы администрации Хабаровского края, вице-президент «Роснефти» и другие должности, депутат и зампредседателя Законодательной думы Хабаровского края. Было нормальное для советского времени начало карьерной лестницы и логичное ее завершение.
— Карьера нормальная, но ненормальным стало время, когда началась пресловутая перестройка и обрушилось все в стране и в крае. А ведь вы пришли в краевую власть в самое жуткое время зимы 1991-1992 годов, когда Хабаровск замерзал…
— Начну рассказывать с августа 1991-го, с сессии краевого Совета народных депутатов.
— Вы еще и депутатом были? Тогда так можно было?
— Тогда все можно было. Так вот, на сессии выступает депутат Старкова и говорит: мы требуем ввести в Хабаровске чрезвычайное положение — город к зиме абсолютно не готов. Я-то председатель Комсомольского горисполкома и знаю что такое подготовка к зиме. Мы в городе обращали на это исключительное внимание: следили за сетями, закольцевали все ТЭЦ. Я тогда сказал, что чрезвычайная ситуация ничего не даст, а если что-то не готово, то надо активизировать работы — время еще есть. Большинство депутатов поддержали меня.
А 6 декабря 1991 года я приехал из Комсомольска в знаменитый город Хабаровск на должность заместителя главы администрации края по вопросам энергетики, топлива и ЖКХ. (А главой администрации буквально месяц назад был назначен Виктор Иванович Ишаев.) Когда я вышел на работу и поехал по Хабаровску… Вы только представьте: было 436 порывов на теплотрассах города! Из каждой подворотни текла горячая вода. Порывы, порывы, порывы… Вот тогда я и прозрел, почему депутаты предлагали ввести чрезвычайную ситуацию.
— Да, то была ужасная зима…
— Я как-то напомнил мэру Александру Николаевичу Соколову о той зиме: ну вы и довели город… Знаете, что он ответил? Дескать, разве Хабаровск замерзал? Подумаешь, два дома!..
А декабрь — это не август. Люди думали: чем больше сбросят воды из батарей, тем теплее станет. В результате подпитка на ТЭЦ возрастала в два-три раза, а ту холодную воду надо еще нагреть. Горячая вода со станций уходила в пределах 60-70 градусов. А на хабаровских многокилометровых трассах еще добавлялись потери. Вода в квартиры поступала едва-едва теплая. Это был кошмар! Один пример: от ТЭЦ-3 до поселка Горького 17 километров — представляете, насколько выстуживается теплоноситель на таком расстоянии? Причем на ТЭЦ-3 не поступала обратка, не было подпитки. Что мы сделали? Нашли место, где теплотрасса проходила рядом с водопроводом, и врезались в него.
— Это же опасно, когда вода под большим давлением…
— Очень опасно. А что делать, если в квартирах было всего четыре градуса тепла? Другого выхода не было.
Тяжелое было время, но как-то находились выходы. В январе 1992 года у меня была первая поездка в Москву. Я сумел у Егора Гайдара подписать распоряжение о выделении Хабаровску первого транша на восстановление коммунальных сетей. А всего таких распоряжений было три. Два подписывались уже у Черномырдина. Денег тогда не было вообще — все предприятия стояли. А эти три транша нам здорово помогли. А еще мы тогда от ТЭЦ-2 до улицы Ленина пять километров трассы построили за четыре месяца, уложив трубы вдвое большего диаметра.
— Зачем?
— В этом месте идет стыковка ТЭЦ-1 и ТЭЦ-2. Закольцовка позволила ТЭЦ-1 передать часть своего тепла — так мы спасли улицу Ленина и Уссурийский бульвар, которые полностью замерзали. Ургал замерзал. Чегдомын замерзал. Совгавань замерзала. Многие поселки замерзали. Это все было именно в 90-е годы. А с 2000 года мы забыли, что такое замерзать зимой. Была проделана колоссальная работа.
Я о чем: никаких разговоров, никаких митингов — брались за работу и делали. Сейчас уже десять лет идет разговор о теплотрассе на «Ореховую сопку», чтобы запертое тепло ТЭЦ-3 пришло в этот микрорайон, что позволит развернуть там площадку под застройку.
В 1993 году ситуация в крае стала стабилизироваться, а следом сделали большой прорыв по газификации края. Перевели на газ котельную в Дзёмгах — это практически отопление всего поселка.
— Значит, уголь уже не нужен.
— Уголь… Она на мазуте работала — 120 тысяч тонн мазута в год. Также перевели на газ ТЭЦ-1 и ТЭЦ-2. А потом пошли дальше. В поселках Горном и Солнечном котельные тоже на мазуте работали — мы подвели газ. Мазут возили с нефтезавода мазутовозами. И как только метель, дороги переметает, начинается целая трагедия. Мы избавились от самого дорогого — от мазута. Мы построили на Солнечный, на Хурбу и на Эльбан газопровод. А что такое построить газопровод от Комсомольска до Эльбана?
— Приличное расстояние…
— Приличное. А еще ответвление на ТЭЦ Амурска. Самое пристальное внимание было надежности. К 2000 году все магистральные сети переложили в Хабаровске. Чем он держится и сегодня. С того времени прошло больше двадцати лет. А сети держатся тридцать лет. Начнутся порывы, они пойдут чередой. Дай бог, чтобы это никогда не повторилось.
— С чем вы еще столкнулись в 90-е годы?
— Если помните, в России шла мощная кампания по закрытию шахт.
— Помним: шахтеры стучали касками перед Белым домом в Москве. И наш Чегдомын хотели закрыть?
— Наш Чегдомын никогда не был нашим — до 1992 года это было Ургальское шахтоуправление от «Приморскугля». Мне дважды пришлось ездить на собрания акционеров, чтобы убедить их отдать чегдомынские шахты Хабаровскому краю.
— Интересно, как они согласились поделиться собственностью. Были железные аргументы?
— Колоссальные убытки, изношенное оборудование, один горизонт в шахте затоплен полностью, добыча угля открытым способом в карьерах остановлена — вот такую картину я им нарисовал. Картину реальную. Как сказал тогда директор «Приморскугля»: пусть хабаровчане берут «Ургалуголь» и мучаются с ним.
— Так ведь и мучились?
— Почему мучились? Это просто работа в непростой ситуации. Когда стали закрывать в стране шахты, Дальнему Востоку не хватало угля в пределах 12-14 миллионов тонн из 30-38 миллионов тонн, которые сжигались каждую зиму. Уголь надо было откуда-то привезти. Его мы везли из Монголии, с Кузбасса, из Иркутской и Читинской областей… Мы посылали туда бригады с техникой. Этого же никто не знает, как мы формировали здесь целые эшелоны с экскаваторами, бульдозерами, самосвалами, например, на Харанорское месторождение в Читинской области, откуда брали до трех миллионов тонн угля.
— Вы не договорили про «Ургалуголь».
— Я выступал на заседании правительства по этому поводу.
— Ваш статус заместителя главы администрации края позволял выступление на таком уровне?
— Я попросил слово, мне дали возможность выступить. Не знаю: или тогда все было проще, или мы были нахальнее. Я рассказал про нехватку 14 миллионов тонн угля, о проблемах ургальской шахты. После заседания подзывает меня Чубайс: «Ты что придумал про нехватку угля?». Я говорю ему: «Пусть ваше управление сделает анализ — я рассказал о реальной обстановке». Через день мне звонок от Чубайса: «Оказывается, ты прав». И по его команде нашему «Ургалуглю» дали роторный экскаватор. А через два-три месяца пришла техника для карьерной добычи угля на двенадцать миллионов долларов.
— Край восстанавливали разными путями.
— Да, использовали любые возможности. Например, в 1993 году было подписано постановление правительства Российской Федерации по Хабаровскому краю. О нем мало кто знает. Это единственное такое постановление, других не было. Я весь ноябрь сидел в Москве, визируя его всеми инстанциями.
— Это важный документ?
— По этому постановлению край получал федеральную дотацию на компенсацию высокой стоимости электроэнергии. Мы получали ее восемь лет. Были льготы по природным ресурсам. Всего там было пятнадцать пунктов, по каждому из которых край получал преференции. И это в самый тяжелый период: по 500 миллионов рублей ежегодно, которые спасали нас, потому что денег на закупку топлива вообще не существовало.
— Какая в этом роль Ишаева?
— Тогда Хабаровский край был на высоте в российских правительственных кругах. Тогда мне попасть к министру не составляло труда. К заместителям председателя правительства — легко. Мы тогда часто ездили в Москву. Мы много ходили по кабинетам. Мы старались, чтобы наш край знали в лицо, чтобы как можно больше федеральных чиновников знали о наших потребностях. А задавал тон, разумеется, губернатор Виктор Иванович Ишаев. Что было, то было. И Хабаровский край имел достаточно положительную историю в решении вопросов.
— Но ведь она возникла не на пустом месте. В 80-е годы базу положительной истории Хабаровского края создавал Алексей Клементьевич Черный: аграрный пояс вокруг города, строительный комплекс, промышленный потенциал…
— Я приведу конкретные примеры. В 1969 году в Комсомольске было 195 тысяч жителей. В 1989 году население составляло 343 тысячи. Дальше. Я пришел работать в Комсомольский горком КПСС в 1976 году в промышленный отдел. Мы вели экономику.
— Давайте уточним: тогда партийная власть занималась экономикой.
— Так было. Так вот: темпы прироста объемов производства ниже восьми процентов считались провалом. Как только цифры опускались ниже девяти процентов, мы начинали подпрыгивать, подсчитывать. А вообще, прирост объемов производства на 9-10 процентов был нормой.
— За счет чего такой прирост?
— За счет технического перевооружения, за счет расширения, за счет внедрения новых видов продукции, за счет строительства новых предприятий. Это все было в комплексе. Комсомольск тогда давал 38 процентов всего объема производства продукции Хабаровского края. И никто не мог перекрыть его объем. На авиационном заводе работало 27 тысяч человек, на судостроительном заводе — 17 тысяч, на «Амурстали» — 12 тысяч, на швейной фабрике, на «Амурлитмаше», на электротехническом, на «Металлисте»… У нас был мощнейший строительный комплекс. Мы строили 230-240 тысяч квадратных метров жилья в год. (В прошлом году весь Хабаровский край ввел в эксплуатацию 289 тысяч квадратных метров жилья. Из них 118 тысяч квадратных метров индивидуального жилья, которое в советское время не учитывалось.) Плюс к этому одна-две школы, один-два детских сада, поликлиники, больницы, магазины и все остальное. Все это было во время Черного.
— В чем была его заслуга?
— Надо отдать должное, у Черного был жесткий стиль работы. Но он знал весь край наизусть: где и что делается, знал людей, знал, кто и что может. Сегодня слушаешь выступающих на заседаниях правительства: отбарабанил и сел. При Черном такого никогда не было. Каждому он задавал вопросы, оценивал или комментировал информацию, высказывал свою позицию. И всем было ясно: отрапортовать не удастся. В каждой сфере всегда есть свои проблемы, а скрывать их, замалчивать не стоит.
— Какие у Комсомольска были проблемы?
— Развитие села и строительство, потому что промышленные предприятия курировали республиканские и союзные министерства. Тогда край получал переходящие красные знамена четыре раза, а Комсомольск — шесть раз. И знамена за победу в соревновании просто так не давали.
— Знамена чьи?
— ЦК КПСС, ВЦСПС, Совета Министров СССР и РСФСР, и т.д. Так вот: Комсомольск тогда шефствовал над Еврейской автономной областью и Комсомольским районом. Примерно три-пять тысяч комсомольчан постоянно находились в области — на уборке, на сенокосе, на стройках. Тогда сельское хозяйство было совсем другое. Сейчас в крае 9 тысяч голов крупного рогатого скота, а тогда (вместе с ЕАО) его было 180-200 тысяч. Почувствуйте разницу! Сейчас у нас есть села, где по двадцать лет не строят ни единого метра — ни жилья, ни производственных помещений. Мы же тогда строили в селах области в год не меньше 160 двухквартирных домов. Нужно было завезти туда стройматериалы, построить эти дома под ключ и сдать.
Я первый раз попал на объезд Черным строек в Ленинском районе ЕАО. Приезжает Алексей Клементьевич со своей командой (он в поездки никогда не брал много чиновников), в рабочей форме, в сапогах. И пошел! А что такое стройка в селе? Кто поопытнее (в сапогах), идут по грязи нормально; кто в ботиночках, те прыгают, как птички. Он задавал уйму вопросов, досконально допытывался до всех деталей. А самым главным было для меня, молодого тогда партийца, что разбор шел не в кабинете, не на макете, как это сейчас принято, а прямо на рабочих местах.
Это один пример. А таких обходов, объездов полей и сенокосов, строек жилья, коровников, хранилищ было несчитано.
— Скажите, пожалуйста, а деньги откуда брались на шефскую помощь?
— Вопрос хороший и правильный. Сами стройки финансировались. Но вопросы финансирования нигде, никогда и никого не рассорили. А некоторые затраты брали на себя предприятия — например, транспортные издержки и т.д.
— Насколько Черный был доступен для вас?
— Когда работал зав. промышленным отделом, понятно, он мне не звонил. А вот когда был вторым секретарем горкома партии, он звонил зачастую. Помню, мы в Комсомольске строили ТЭЦ-3, и одновременно в Хабаровске строили ТЭЦ-3. Звонит Черный: «Какие есть вопросы?». Я рассказываю: «Есть сложности с технической водой, но есть и вариант решения». Он посетовал: «В Хабаровске тоже такие проблемы, ну ты докладывай, как все сделаете». На заседаниях крайкома партии я уловил его любимый настрой: не барабанить, а больше говорить о том, что еще надо решить или сделать. Однажды он меня даже похвалил, правда, с ехидцей: ну посмотрите — молодой, а как сориентировался… Было, что сопровождал его в некоторых поездках. Ездили, как правило, в одной машине.
— Расскажите, как возникла идея аграрного пояса? Ведь птицефабрики край начал строить первым, их еще не было нигде не только на Дальнем Востоке, но и в Сибири.
— Финансирование этих строек было централизованным. Я еще раз скажу: никто и никогда не кидает ассигнации в бездну. У края тогда в верховной власти имелся достойный статус. Очередности строек не было. Трест «Птицепром» по своим каналам согласовывал начало строительства объектов, тресты «Свинопром» или «Овощепром» — по своим. Почти одновременно начали строить Некрасовский свинокомплекс на 108 тысяч голов под Хабаровском и под Комсомольском комплекс на 54 тысячи свиней. Это были народные стройки.
— Что означало «народные стройки»? Собирали на них деньги?
— Нет, деньги не собирали. Там на подсобных работах использовали шефов с предприятий. Проводили субботники, под которые планировали конкретные физические объемы работ. Я лично отработал на свинокомплексе десять субботников. Дальше: не всегда можно было закупить оборудование для животноводческих комплексов. Значит, давалось задание нашим заводам изготовить его. А я был первый враг заводских директоров.
— Ну и репутация… Почему?
— Потому что, будучи зав. промышленным отделом горкома партии, я готовил все проекты постановлений по оказанию заводами шефской помощи сельскому хозяйству. Однажды на партконференции директор авиационного завода Авраменко заявил с трибуны, что я подрываю оборонную мощь страны.
— И все-таки: я не понимаю, почему другие территории голодали, а Хабаровск имел бройлеров и яйца в достатке?
— Вы правильно заметили, что в те годы все решалось через партийные органы. В ЦК партии был сельхозотдел, где надо было доказать, что Хабаровский край способен развить свиноводство, птицеводство, овощеводство. (У нас в Комсомольске было почти 12 гектаров теплиц, в Хабаровске — 18 гектаров!) Доказали. Там кивнули: давайте делать. И что, будем ждать у моря погоды? Нет! Как только там кивнули, здесь у нас уже вышли бульдозеры делать планировку площадки будущей стройки.
— А деньги еще не дали.
— Ну и что?
— А если не дадут?
— А вот такого не было. Деньги приходили потом.
— А проект?
— Проектные институты были здесь свои, на месте. Ни в какой Ростов или Пензу (как сейчас) не заказывали проекты. Почему у нас был прорыв? Потому что многие стройки шли с опережением. И потом уже с фотографиями, с выполненными объемами земляных работ, устройства фундаментов мы приезжали в Москву и говорили: мы уже делаем.
— Кто ездил в Москву?
— Симонов Лев Георгиевич — начальник управления сельского хозяйства. Шевченко Александр Феофанович — секретарь крайкома КПСС по сельскому хозяйству. И многие другие.
— Но прежде чем это случалось, следовало обмозговать: что надо строить и где, как потом эксплуатировать и развивать. Иначе сумбур и авантюра. Кто был мозговым центром?
— А Хабаровский край был наделен, как вы говорите, мозгами еще с 20-30-х годов. Интеллект хабаровчан рос из поколения в поколение. Хабаровский край всегда был богат интеллектом. Возьмите тот же истребитель пятого поколения СУ-57, который делают в Комсомольске, аналогов которому нет в мире. Переместите его производство в другой город — десяток лет будут мучиться, и дай бог, чтобы освоили. А комсомольский авиазавод начал осваивать истребитель СУ-27 с 1975 года.
— Вы хотите сказать, на этом фоне построить какие-то свинарники — это раз плюнуть…
— Здесь в каждой сфере люди всегда стремились не просто работать, а создавать свои школы. Возьмите академиков-аграрников, наших известных врачей, экономистов — они оставили свои школы. А пример Черного, разве это не школа хозяйствования? Зачем мы угробили созданный им аграрный пояс вокруг Хабаровска? Мы до того заигрались в «перестройку», что стали все закапывать и рушить. А я на примерах нашей истории хочу показать, что нельзя прерывать то, что было.
— Но ведь школа хозяйствования создается не только на стройках, на экономике, но и на философии…
— Черный был из плеяды тех людей, которые задавались глобальными вопросами. Что такое развитие? Что такое Дальний Восток? Кто такие дальневосточники? Что нужно для Дальнего Востока? Вот сейчас принята программа развития Дальнего Востока до 2035 года.
— Очередная программа, не счесть какая — шестая или седьмая…
— Даст она движение или не даст? Мы не знаем. А вот при Черном Хабаровский край сельское хозяйство приумножил, строительство социальных объектов приумножил, развитие промышленности приумножил. Хотя пришел он в высшую краевую власть не в лучший момент. В Комсомольске ведь были сплошные одноэтажные бараки, а в 1982 году мы их все победили. А почему в Хабаровске бараки на проспекте 60-летия до сих пор не снесли? Почему это самый позорный проспект? Говорим, говорим, говорим… И еще будем сто лет говорить?
Почему мы при Черном покупали свое свежее натуральное молоко? Почему при Черном край производил 60 процентов от потребности собственного мяса, а сегодня меньше десяти? Хабаровский край всегда был обделен пашней, но здесь были комбикормовые заводы, которые перерабатывали зерно из Амурской области и которые кормили животноводческие комплексы. Все делалось в комплексе, что давало устойчивое обеспечение края собственной сельхозпродукцией. У руководителя должна быть некая философская мудрость, чтобы из обилия представлений выбрать то, что необходимо сегодня, как это делать и чем это обернется впоследствии. У Черного это все было.
— Знаете, руководитель может быть и семи пядей во лбу, а исполнители…
— А что исполнители? В Хабаровске затвор в затоне третий год не могут поставить, а виновного нет — все правы и все рассказывают про объективные причины. А это неправильно. Потому что за этим стоят люди, которые или не способны делать, или не хотят. Мы в свое время за восемь месяцев построили ЛЭП-220 от Зеи до Комсомольска. К 1970 году настолько развили энергоёмкое машиностроение (разве я зря говорил про темпы роста в десять процентов?), что случился дефицит электроэнергии. Заводы работали по сдвинутому графику в три смены. Но все поправили в короткие сроки.
— А вот такой интересный момент: за долгий срок Черного секретари крайкома партии не менялись — чехарды не было. Почему?
— Во-первых, дилетанты в секретари не назначались. Это были люди, умеющие многое, которые проверены в деле. Не было понятия команды лидера. Было понятие способности, отдачи, ответственности. Была стабильность кадров.
— И еще мне помнится: не было открытого подхалимажа, который сейчас просто демонстрируется как достоинство.
— Такое было просто недопустимо! Тогда была атмосфера такая — не лукавая. Может, я не прав, но мне кажется, что тогда люди хорошо знали друг друга, знали кому можно доверять, знали кто болтун. Ведь поднимать край теми темпами, которых достигали, было непросто. Хабаровский край был компактным индустриальным центром, каких не существовало вплоть до Красноярска. Мы и леса заготавливали 16 миллионов кубометров, а сегодня пять…
— Как люди вашего старшего поколения оценивают нынешнюю власть?
— У нашей власти последних лет есть желание внутреннее и есть желание знания дела. Когда это совпадает, то результат получается быстрее. Когда многие вопросы возникают впервые («хочу, но не знаю как сделать»), тогда идет поиск. Например, не Фургал разваливал строительный комплекс. На его месте ноль: есть стол, стул и те, кто выигрывают тендеры. А без строительного комплекса край никуда не двинется. Не привезешь с запада строителей с техникой, оборудованием, стройматериалами… Фургал это уловил, и первое его начинание в этом плане, которое не всем понравилось, — взялся создавать проектный институт. Все остальное на его совести.
Куда приехал Дегтярев? На территорию, которая по своим размерам занимает третье место в РФ. Это 78 миллионов гектаров. В стране есть программа газификации, а край ее забросил в свое время. В стране есть программа развития сельских территорий, а мы получаем из нее дулю. И таких программ уйма. Чтобы получить по программам деньги, надо каждый день капать на мозги. А если ты не напоминаешь о себе, то никто и не вспомнит, что ты есть на белом свете.
— Но надо еще и знать что капать, как капать и кому капать?
— Не надо Дегтяреву вникать во все. Есть его заместители, которые должны это знать наизусть. У Хабаровского края особый статус, и его надо использовать. Какими путями, методами, полномочиями? Это решают люди во власти. Но если Дегтярев будет класть на себя по мешку из каждой поездки по краю, то десятый мешок его придавит… Если он будет требовательно и целенаправленно озадачивать свою команду, как это делалось и при Черном, и при Ишаеве, то край сможет вернуть себе былую надежную позицию и статус Хабаровского края.
Раиса Целобанова
В опросе также участвовала Ирина Северцева
