Хабаровский медик изобрел аппарат для успешного, по его словам, лечения последствий от коронавируса
Врач-реаниматолог
Александр Сычев показывает изобретенную им полиэтиленовую барокамеру. Ее
принцип прост: туда помещают больного с тяжелым легочным заболеванием вроде
бронхиолита или пневмонии. Подключается медицинское оборудование, подается
воздушно-кислородная смесь, нагнетается давление.
Ввиду прозрачности
материала видно, в каком состоянии находится пациент. Если у него, например,
губы розового цвета, значит, кислорода хватает и в целом все идет нормально.
«При давлении газ сжимается, и в легкие может поступать не три литра воздуха, а пять, — рассказывает Сычев. – Какой бы ни был бронхиолит или альвеолит, кислород легче проникает в кровь, проникает в плазму, улучшаются процессы газообмена между легкими и кровью. И не только газообмена – улучшаются процессы в голове, в почках, печени».
Но обычные барокамеры так
и работают. В чем же ноу-хау? Прежде всего в их одноразовости, поясняет
реаниматолог. Обычная барокамера изготовлена из металла или пластика.
Изобретение Сычева сделано из полиэтилена с вшитыми в него застежками и парой
штуцеров. Как только больной покидает пределы камеры, она утилизируется. Не
надо проводить дезинфекцию: если пациент чем-то болен, то его микробы «уходят»
вместе с отработанным материалом.
Технология проста в
производстве. Стоимость изготовления одного «целлофанового шатра» – от 500 до
1000 рублей. Все необходимое для функционирования барокамеры оборудование есть
в каждой больнице.
Излечение
«задыхашек»
«В молодости я полтора месяца провел в аварийно-спасательном подразделении, — рассказывает Александр Сычев. – Там я наблюдал следующий случай. Загорелся ледокол, два солдата отравились угарным газом. Одного отправили в больницу, поместили на аппарат искусственной вентиляции легких, капали лекарства. Второго отправили в барокамеру. Первый солдат умер. Второй же выжил, причем вылечился быстро и без всяких последствий для организма. Этот случай меня сильно впечатлил, и с тех пор я «заболел» барокамерами».
Закончив медицинский
институт, Сычев пошел работать в Николаевскую районную больницу. Параллельно он
стал экспериментировать с изобретением различных вариантов барокамер. Первый
агрегат был сделан из автоклава (герметичный
аппарат для различных операций, которые
требуют нагрева под давлением выше атмосферного), второй –
из пластика. Однако данные образцы оказались неудачными.
И только с третьей
попытки реаниматолог нашел подходящий материал – полиэтилен. Теперь ноу-хау
требовалось проверить. В 1982 году в больницу поступил пациент. Это был
ребенок, родственник местного цыганского барона. Он умирал от тяжелого
бронхиолита.
Так как обычное лечение
не помогало, а счет шел уже на минуты, Сычев рискнул. Он поместил ребенка в
свою барокамеру. Через сутки дитю значительно полегчало. В результате
родственник барона был спасен. Его вскоре выписали из больницы.
«Цыгане мне за это подарили золотую печатку, царский червонец и пачку денег», — вспоминает доктор.
В 1985 году Александр
Сычев поступил в ординатуру и стал работать в хабаровской первой краевой
больнице. Попытка внедрить свое изобретение вызвала скепсис у более опытных
врачей.
«Была категория, которую мы называли «задыхашки». Это больные пневмонией, бронхиолитом, альвеолитом и тяжелым ларингитом. Первого своего «задыхашку» я поместил в мою барокамеру. Полбольницы сбежалось посмотреть что за камера такая необычная? «Задыхашку» вылечили. Затем вылечили второго, третьего, пятого и т.д. Со временем все к этому привыкли, но реаниматологи к моим барокамерам не подходили. Говорили: «На самоделках мы работать не будем!». Хотя все видели, что на этих «самоделках» люди выживали…»
По словам Сычева, уровень
смертности больных с тяжелыми легочными заболеваниями, которых лечили
традиционными способами (аппараты искусственной вентиляции легких, трахеостома
и т.д.), достигал 40 процентов. Уровень смертности пациентов, которых помещали
в барокамеры, максимум 4 процента.
Семь
суток
Хабаровский реаниматолог
признает: он постоянно ходил по краю пропасти. Барокамеры не имели ни
сертификации, ни разрешения. Коллеги часто напоминали Сычеву об уголовной
ответственности за «неправильное» лечение.
«В 90-е годы они постоянно грозились посадить меня. Я работаю, а рядом профессор с командой стоит. Профессор мне говорит: если пациент помрет, мы тебя посадим. Я потом, спустя многие годы, встретил этого профессора. Он мне говорит дружелюбно: «А помнишь, как мы в 90-е годы в больнице работали? Как МЫ с тобой больных спасали, как МЫ их выхаживали, как интересно было работать!».
Несмотря на недоверие,
Александр Сычев продолжал усовершенствовать свое изобретение. Он сделал
стационарную барокамеру – тоже из полиэтилена, только более технологичную.
Однажды в больницу
привезли двухлетнего мальчика с ожогом глотки и легких. Собрался консилиум.
Врачи вынесли вердикт: не выживет. Но в истории болезни так нельзя писать,
поэтому написали про какие-то методы, про какие-то лекарства… Сычеву
посоветовали готовить родителей к смерти их отпрыска. Снова новатор решил
рискнуть.
«Я говорю, давай попробуем мою новую стационарную камеру, — продолжает он. – Она, правда, недостроенная стояла. Дали мне инженера по медтехнике. Через 6 часов мы ее достроили. Поместили туда ребенка, загерметизировали. Я вместе с четырьмя медсестрами сидел с ним семь суток! Устал страшно. Однако через семь суток мальчик ожил, откашлял то, что у него было в легких. Я сказал – все, я пошел домой…»
За переработку Сычеву не
заплатили, за спасение малыша родители даже «спасибо» не сказали.
«Такая у нас реанимационная участь», — подытожил врач.
Камера
для Собянина
В 1996 году Сычев
уволился из больницы и стал заниматься деятельностью, не связанной с медициной.
Однако спустя шесть лет решил снова вернуться к этому занятию. Постепенно
реаниматолог начал патентовать свои разработки, получать награды на
международных выставках инновационных технологий (денег за это, правда, не
давали). В 2010 году Александру Сычеву удалось получить грант на создание и
испытание барокамер.
Было изготовлено 20
полиэтиленовых «шатров». Девятнадцать из них в рамках эксперимента лопнуло от
нагнетаемого туда воздуха. Таким образом врач проверял, какое давление может
выдержать его изделие. Камера показала результат в 0,5–0,7 атмосферы, что для
лечения пациентов оказалось более чем достаточно. Также успешно испытали
«корпус» – матерчатый чехол, позволяющий создать еще большее давление для самых
тяжелых больных.
Грант освоили,
отчитались. Теперь следовало наладить производство: регистрация, сертификация,
создание технологической линии, сбыт и т.д. Этот этап пока не преодолен.
«Нужны деньги, хотя бы миллионов пять, — говорит изобретатель. – Был интерес к моим камерам со стороны института гипербарической оксигенации. Они предложили сотрудничество, просили выслать техническую документацию, что я и сделал. Институт изготовил барокамеру, но она оказалась многоразовой, не такой, как моя. На этом все закончилось».
В 2016 году с Александром
Сычевым познакомились два человека, которые представились
полковниками-афганцами. По их словам, на одной из выставок в Москве они увидели
изделие хабаровского реаниматолога, что произвело на них сильное впечатление.
Они также предложили сотрудничество и также попросили документацию. Получив
бумаги, полковники пошли на беседу к мэру Москвы Сергею Собянину хлопотать о
выделении 20 миллионов рублей на разработку барокамер.
«Вроде бы они получили деньги, после чего их телефоны перестали отвечать», — рассказывает Сычев.
Дилеммы
Хабаровский медик-новатор
почувствовал всплеск интереса к своему изобретению, когда в мире началась
пандемия COVID-19.
Ему начали звонить патентоведы, инженеры, журналисты. Документацию послали на
экспертизу во Всероссийский центр экстренной и
радиационной медицины им. А.М. Никифорова МЧС России (ВЦЭРМ).
По
словам Александра Сычева, его барокамера может успешно спасти человека от
негативных последствий коронавируса, ожога легких, отравления угарным газом и
т.д. К аппаратам искусственной вентиляции легких (о которых так много
отчитываются в нашем региональном правительстве) реаниматолог настроен с
изрядной долей скепсиса.
«У нас в первой краевой больнице было много больных на ИВЛ. Посадить на ИВЛ легко, снять без последствий практически невозможно. Я имею в виду длительную вентиляцию легких. Со временем у пациента под аппаратом «затекают» легкие, «затекает» мозг, высыхают глаза, слизистые…»
Поэтому
и приходилось прибегать к несертифицированному изобретению, продолжает мысль
Сычев. Перед ним стояла дилемма: либо смерть пациента, либо его спасение таким
вот способом.
Дилемма
стоит и перед обществом. Сейчас, когда в мире бушует эпидемия опасной инфекции,
может, стоит присмотреться к ноу-хау хабаровского врача? Нет? А что мы теряем?
Андрей Канев
В тексте был упомянут институт гипербарической оксигенации. Сейчас он называется «Институт гипербарической медицины и техники — Бароцентр». Это учреждение занимается разработкой, апробацией и внедрением новых медицинских технологий в области гипербарической медицины и смежных областей. Гипербарическая оксигенация — метод насыщения пациента кислородом под высоким давлением в лечебных целях.
