Гость редакции — Олег Анатольевич Михайличенко, заведующий лабораторией плодоводства Дальневосточного НИИ сельского хозяйства Хабаровского федерального исследовательского центра ДВО РАН
— Вот и сентябрь уж наступил: смотрим у кого какие сады и какие плоды. Такое впечатление, что с садами у нас в крае как-то не очень хорошо.
— С какими садами? Садоводческими хозяйствами или частными садами?
— С частными садами у дачников.
— Я так не думаю. По моим наблюдениям, где-то примерно до 2015 года саженцами больше интересовались пожилые люди, а в последние три-четыре года сады активно заводят и молодые.
— Понятно: картошка надоела, захотелось чего-то красивого.
— Примерно так. Меняется понятие: дача не только как огород, но и как место отдыха с цветником и садом.
— Это хорошо. Нехорошо только, что больших (промышленных) садоводческих хозяйств уже нет в крае, хотя когда-то были.
— Да, были. Но, к сожалению, давно нет. Только в районе Хабаровска было два крупных хозяйства. Они были и в Вяземском, и в Бикинском районах, и в ЕАО. Краснореченский совхоз занимался плодово-ягодными культурами. В 60-е годы прошлого века было одиннадцать хозяйств, где процентов на восемьдесят занимались выращиванием груш. Когда организовали Мичуринский совхоз, там уже стали выращивать абрикосы, сливы и опять же груши. В питомнике тоже занимались грушами, хотя были участки с абрикосами, сливами, яблонями и смородиной. Было время, когда наши груши из питомника Лукашова баржами отправляли в Охотск.
— А что же вы можете предложить нынешним садоводам? Понимаете, осенью и весной нам привозят уйму саженцев. При этом и фермеры, и частники без зазрения называют себя селекционерами. А народ по приличной цене покупает у них саженцы, рискуя потерять и деньги, и время, и урожай.
— Да, народ рискует, покупая такие саженцы неизвестного происхождения. Это наша беда. Вообще-то это сфера Россельхознадзора, у которого руки не дошли до таких «селекционеров». Понимаете, по закону за продажу посадочного материала без соответствующих документов полагается штраф.
— Большой?
— В пределах пятисот рублей.
— И кто бы боялся такого наказания? Один саженец продал — штраф оплатил. И торгуй остальными спокойно.
— Отсюда и идет стихийная массовая реализация сомнительных саженцев. То есть нет проблемы купить, вопрос в том, что вы приобретаете.
— Купил, посадил, надеясь развести сад, а все вымерзло. Или: посадил и все выросло, но вовсе не то, что было заявлено. Какое-то извращенное садоводство. И никто не виноват…
— По федеральному закону посадочный материал возврату и обмену не подлежит. Все отдано на откуп продавцу и зависит от его порядочности. Потому что не значит, что продавец — он же и производитель этих саженцев.
— Откуда же их великое множество?
— Основной поставщик — это Алтай, отчасти Челябинск. А в последнее время осваивает наш местный рынок подсобное хозяйство Макаревича из Уссурийска. Узкий круг производителей саженцев я знаю.
— И у вас к ним нет претензий?
— Здесь не претензии, здесь вопрос юридический. Быть может, это наша недоработка или наших предшественников. Вы, например, знаете, кто контролирует производство саженцев?
— А как вообще можно проверить производство саженцев?
— Это должна делать государственная структура Россельхознадзора. Она должна освидетельствовать маточный участок, где произрастают маточные сортовые деревья, по всем признакам, сделать апробацию по плодам, описать всю фенологию, сравнить с описанием деревьев в государственном реестре сортов. И только тогда такой маточный участок может быть сертифицирован Россельхознадзором. На партию саженцев от таких маточных деревьев тоже должен быть сертификат соответствия. Но такого контроля нет. А навести порядок в этом деле сейчас очень и очень сложно.
— Да и кто бы наводил? Кому это надо? Кого волнует повальная торговля безродным посадочным материалом? Только вас?
— Выходит, так. Поскольку наш институт является оригинатором большинства дальневосточных сортов плодовых и ягодных культур, а безродный (как вы говорите) посадочный материал создает не столько конкуренцию, сколько бескультурье в садоводстве.
— Можно по саженцам определить сорт, например, яблони «абориген»?
— В безлистном состоянии сортовую принадлежность отличить никак невозможно. Да, это может быть яблоня, но завезенная из другого региона, не зимостойкая, не адаптированная к нашим условиям.
— Сколько лет вашему отделу плодоводства?
— Нашему отделу в 2022 году будет 85 лет. В то время все делалось в комплексе. В 1934 году был создан питомник Лукашова, в 1935-м образован Институт сельского хозяйства, а в 1937 году решено организовать отдел плодоводства, чтобы заниматься не только грушами, но и другими культурами. Из Уссурийска был приглашен Алексей Васильевич Болоняев — наш знаменитый садовод, отец нашего садоводства. Он занимался всем: и яблонями, и грушами, и сливами, и смородиной, у него были первые сорта дальневосточных абрикосов. С ним приехал Григорий Тихонович Казьмин — в последующем многолетний директор нашего института. В районе овощесовхоза тогда выделили около сорока гектаров земли для научно-исследовательской работы. Была задача обеспечить питомник Лукашова нашими новыми адаптированными сортами плодовых культур. Потому что тогда яблонь, к примеру, здесь не было вообще. Только дикие. Все привозные яблони вымерзали. Болоняев за работу по яблоням (его сорта: «абориген», «амурское красное», «амурское урожайное», «августовское урожайное» и другие) в 1952 году был награжден Сталинской премией.
— А что у вас есть сегодня?
— В госреестре находится 35 сортов всех наших плодово-ягодных культур и на испытании еще 12. Селекция ведется.
— В советское время, как вы сказали, плодоводство было организовано комплексно. То есть правильно, системно.
— Да. Тогда была системная структура, выстроенная на основе политики государства. Наш институт занимался селекцией. Посадочный материал шел в питомник, который обеспечивал им хозяйства и частников. Плюс еще товарное садоводство — реализация плодов. При этом питомнику требовался еще и исходный материал. Для этого в Бикинском районе был создан совхоз «Шурановский», который занимался сбором семян дикорастущих культур, которые поставлял в питомник, где их выращивали для подвоя. Вот такая была добротная и продуманная система.
— И что с ней случилось? Куда она делась?
— Наступили 90-е годы. Плодоводческие совхозы и питомник стали нерентабельными и благополучно умерли. Отдел плодоводства при институте сохранился, хотя пережил тяжкие времена.
— Были разговоры, что часть вашей земли оттяпали под коттеджи.
— Коттеджи строили на территории садоводческого общества, где были дачи сотрудников института. То есть под коттеджи у нас землю не забирали. И не могли забрать, поскольку наша земля является особо охраняемой территорией в статусе памятника природы Хабаровского края. У нас забрали часть земли под строительство кардиоцентра по договоренности между федеральными медицинским и сельскохозяйственным ведомствами.
— А питомник Лукашова живой?
— Питомника как такового нет, там никакой хозяйственной деятельности не ведется. А его земля находится в собственности Хабаровского края.
— Там же еще была хорошая сортоиспытательная станция.
— Она закрылась, с 2015 года уже не работает, к сожалению. В связи с этим мы испытываем некоторые трудности. Когда оформляем новый сорт, нам приходит разнарядка – на какие сортоиспытательные участки мы должны отправить наши сорта. Их приходится отправлять в Приморье и в город Свободный Амурской области.
— Как же так, ведь там совсем другие климатические условия!
— По правилам сортоиспытание должно проходить в одной световой зоне. В эту единую 12-ю световую зону попадает весь Дальний Восток. А он разный, Приморье еще более-менее подходит для испытания некоторых наших сортов, а Амурская область совсем не годится. Ближайшая станция, которая дает окончательный вердикт по сортам, находится в Красноярском крае в селе Шушенском. Но абрикосы мы туда не посылаем — они там не вызревают. На сортоиспытание мы посылаем свои абрикосы в Краснодарский край в город Крымск. А там даже местные абрикосы плохо выживают. Вот такая чехарда.
— Как же вы выживали в 90-е годы?
— Отдел занимался только селекцией. Но чтобы выжить, мы начали производство собственных саженцев на продажу.
— Вы и сейчас занимаетесь реализацией?
— Да, это часть нашей работы, институт ведет хозрасчетную деятельность. Чтобы заработать дополнительные деньги, мы немного начали заниматься еще и декоративными культурами — собираем коллекцию всевозможных кустарников. При этом мы еще взяли на себя часть работы сортоиспытательного участка, правда, неофициально. Это надо для своей работы — нам нужны генотипы чужих сортов для селекции, чтобы улучшать потребительские качества плодов.
— Ваша база позволяет вести такую обширную работу?
— У нас есть база: с хорошим оборудованием для укоренения черенков, с большой теплицей, со специальной установкой туманообразующего полива и прочей необходимой начинкой.
— Это все в поселке Восточном, где находится институт?
— Нет, отдел плодоводства живет несколько автономно от института. Мы находимся в Хабаровске на улице Краснодарской, разместившись на этой территории с 1937 года.
— У вас большой штат?
— В 2013 году у нас работало пять человек, а сейчас десять, в том числе четыре научных сотрудника. Если ставить задачу зарабатывать деньги, то ученых желательно иметь больше. Но в Хабаровске нет даже филиалов сельскохозяйственных вузов. В Уссурийске в институте плодоводов не готовят, кафедра есть только в Благовещенске. То есть к нам приходят аграрники, которые потом, скажем так, доучиваются. Хорошо, что у нас в отделе еще с 1937 года сохранилась научная база — полевые журналы, карточки и т.д. Болоняев скрупулезно ко всему относился — он все рисовал, делал описания, собирал гербарии по каждому сорту. Раритеты!
— А те яблоневые деревья, с которыми работал Болоняев, не сохранились? В Японии в Аомори туристам показывают 90-летнее дерево обыкновенной ранетки, с которой начинался селекционный яблоневый центр.
— У нас яблони столько не живут — они самые недолговечные. А груши есть родом с 1938 года. Как тогда их посадили молодые селекционеры, так и растут.
— И таблички есть? Как в Хабаровске возле дерева, посаженного еще Арсеньевым.
— Таблички нет. Правда, вид у этих деревьев немного не опрятный — старые же. Но мы специально их не обрезаем, не омолаживаем — это раритеты.
— Обещаете повесить табличку на свой раритет?
— Повесим.
— Давайте поговорим про груши.
— Это культура, у которой не изучена продолжительность жизни. По некоторым данным, груша живет 150 лет, по другим — 200. В России есть груши, которым по 250 и по 300 лет. А нашим раритетным сортовым грушам, которые растут у нас в саду, почти 85 лет. Сколько растут наши дикие груши – неизвестно. Но они хороши для подвоя, потому что выдерживают морозы чуть ли не до минус пятидесяти градусов. Переселенцы везли на Дальний Восток разные саженцы, но никакие из них не выживали. Первый сад в Хабаровске был заложен в 1882 году на улице Протодьяконовской (ныне – ул. Фрунзе).
— Почему селекция начиналась здесь именно с груш?
— Потому что они самые зимостойкие. Лукашов и Шуранов заложили свои сады. Они уже получали пыльцу из западных регионов. Лукашов работал с финляндской крупноплодной грушей, получив хорошие результаты. Но груша не каждый год дает урожаи, она может два-три года отдыхать. Старым грушам можно делать глубокую омолаживающую обрезку — так продлевается ей жизнь. У груш стержневой корень и глубокое залегание, она абсолютно не любит переувлажнение.
— А теперь про яблони.
— Наша коллекция яблонь состоит примерно из семидесяти сортов. Их них 25 наши, болоняевские. Последний сорт нашей свежей селекции мы передали на государственное сортоиспытание в 2018 году — это «дальневосточное золотистое». Остальное — генетический материал с Урала, Алтая и других мест, то, что у нас растет.
— Чем отличаются сорта вашей селекции от привезенных?
— Наши сорта более адаптированы к нашим погодным условиям. Какая проблема с яблонями? Они мало живут: поражаются солнечными зимними ожогами, будто факелом обожгло кору. И еще так называемый морозобой, когда рвет ствол. Но бывают единичные случаи выживания дерева и по двадцать лет при особом уходе и лечении. Я видел в Санкт-Петербурге в саду яблоню, пережившую войну. Но если даже мы привезем яблони из тех мест, наши условия они не выдержат. Да, у тех яблонь лучше потребительские качества — и по вкусу, и по размерам. Но наше «дальневосточное золотистое» тоже обладает хорошими вкусовыми качествами.
— А по урожаю?
— Последние три года меня удивляют наши яблони: стабильно высокий урожай.
— Ваши советы дачникам.
— Обратить внимание на постоянный влажный юго-западный ветер. Зимой по факту у нас минус двадцать, а по ощущениям минус тридцать. Поэтому яблони погибают, если нет естественной защиты от такого ветра.
— И что делать?
— Защиту может дать забор или насаждения деревьев. Но еще наши отцы-основатели советовали: сады желательно садить на склонах, причем на северных, где скапливается снег.
— Где ж найти такие склоны?
— Самые идеальные места для садоводства — это Хехцир и район Воронежа. Наша задача — создать сорта яблонь, максимально адаптированные к нашим климатическим условиям и обладающие хорошими потребительскими качествами. А задача дачников-садоводов — не допускать переувлажнения на участке. Если вода застаивается, если ее не убирать, будут подгнивать корни и деревья погибнут.
— Так, может, сажать деревья не в ямку?
— А это наша местная давнишняя технология. Ямочная посадка у нас практически отсутствует. Да, ямка копается, но максимум на штык лопаты, где делается небольшой дренаж, куда кладем перегной, потому что почвы наши бедные. Сверху ставим саженец. Место прививки должно быть выше почвы. И еще момент: яблоню хорошо посадить под углом в 45 градусов, с наклоном с юга на север. Мы рекомендуем такую посадку на равнинных участках.
— Самая популярная культура — абрикос.
— Представьте, не только у нас. От Новосибирска, Тюмени и дальше все просят купить наши абрикосы. Потому что наши абрикосы ценятся по всей стране.
— ??? Однако удивили нас!
— Да, ценятся из-за своей жизнеспособности и вкуса. Они мало отличаются от южных. Это наши топовые сорта «академик» и «хабаровский» Григория Тихоновича Казьмина. А наш последний сорт «титан» соразмерен плодам западных регионов. У нас есть десертные сорта, которые надо съесть свежими. Есть с большим содержанием сухого вещества в плодах, которые пригодны для переработки.
— Ага, Хабаровск — абрикосовый город…
— Без шуток, москвичи просят прислать черенки абрикосов. Яблони у них есть свои хорошие, а наши абрикосы лучше. Просто нет нормальной рекламы. Хотя город мог бы сделать на этом имидж. Родина дикого манчжурского абрикоса — Хехцир. Ничто не мешает ему здесь расти, требуется только селекционная работа по крупноплодным сортам. В нашей коллекции десять сортов абрикосов и на подходе несколько гибридов.
— Почему на одном участке абрикосы растут, а на соседнем вымерзают?
— Это горное растение, ему нужно высокое место. Мы всегда нашим покупателям-дачникам не только даем советы, но и интересуемся, где расположены их участки и какие они. Возможно, кому-то вообще не стоит сажать абрикосы. У них ярко выраженные стержневые корни, которые глубоко залегают. Если дерево подмокает, оно пропадет. Взрослое дерево еще может продержаться, а молодые саженцы вымокнут в верхнем слое переувлажненной почвы.
— Что делать в таких случаях?
— Если участок низкий, мы советуем посадить сеянцы, выращенные из косточек. Они более адаптированы, более жизнеспособны, чем привитые саженцы. Если он хорошо приживется, можно привить его сортовыми черенками. Косточки можно брать от сортового дерева. Абрикос чем хорош: его косточки на шестьдесят-семьдесят процентов сохраняют материнские качества сорта.
— И что же тогда — не покупать ваши сортовые саженцы?
— Это для испытания. Если будут расти сеянцы, то можно смело сажать наши саженцы. Обращаю ваше внимание: в последнюю субботу апреля мы ежегодно проводим семинары для дачников по прививке и перепрививке плодовых культур. И тут же продаем черенки для прививки.
— Это где?
— В Хабаровском союзе садоводов.
— А теперь расскажите про сливы.
— Это моя любимая тема, можно сказать, наследственная. Мой отец начинал работать в ДальНИИСХе в отделе плодоводства в 1966 году сразу после института. С 1991 до 2003, потом с 2007 до 2011 года был заведующим отделом. По сути, я сменил его на этой должности. Он занимался сливами.
Сливами заниматься проще. Они хорошо растут здесь в диком виде — есть исходная форма с повышенной зимостойкостью. В селекции мы привлекаем сорта разного происхождения, даже вплоть до американских. Один из последних наших удачных сортов – «амурская роза». Он знаком уже многим дачникам. В 2018 году это была самая крупноплодная наша слива — средний вес 48 граммов.
— И червячки ее не ели?
— Это наша беда. Слива подвержена как всевозможным заболеваниям, так и нападению вредителей. Ее любит сливовая плодожорка и сливовая тля. И как ни крути, без химических обработок не обойтись. Мы, как правило, проводим их три-четыре раза, поскольку должны давать рекомендации по препаратам и по методике их применения. Но новые гибриды вообще идут в чистом виде без обработок. Мы должны соблюсти чистоту наблюдений по устойчивости к болезням и вредителям. До пятидесятых годов этих вредителей здесь не было вообще — они завозные. Им здесь очень понравилось. Почему произошло широкое распространение? Если бы с вредителями боролись все дачники… Было время, когда дачи бросали массово. А деревья растут, ареал питания безграничный. Тот же брошенный питомник Лукашова — бомба для нас, очаг вредителей и болезней.
— Решиться бы, да и выкорчевать.
— Что вы говорите! У нас есть три гектара старых посадок, которым уже полсотни лет, которые засорены и не представляют никакой ценности. Я хочу их выкорчевать и сделать новые насаждения. Для этого я должен испросить разрешение у минприроды, оно обязано провести общественные слушания среди местного населения, еще должно быть и московское разрешение. Такая же проблема и с питомником Лукашова.
— А нужно ли нам в крае (в целом на Дальнем Востоке) плодоводство вообще, если часть этой системы умерла? Зачем стараться, если нам на загляденье привозят разные фрукты и ягоды? Если торговля подменяет селекцию?
— Это абсолютная крамола. А если поставки прекратятся, и что дальше? С другой стороны: а все ли благополучно с химической обработкой привезенных плодов и ягод? Чем нас кормят? Вы задумывались, к примеру, почему разрезанное яблоко может лежать неделю, не чернея? И т.д. Вы же не будете травить свой урожай на собственной даче ради количества в ущерб качеству.
— Так у нас и количества пока нет: что дачник вырастил, то и съел.
— Здесь проблема типа: что было раньше — яйцо или курица? Ну, вырастят дачники или фермеры большой урожай, а куда его деть? Переработки-то нет. И не предвидится. А ведь раньше даже в том же питомнике Лукашова работал небольшой цех по переработке, не говоря уже о небольших заводах почти в каждом райцентре. Делали вино, соки, повидло. Правда, у фермеров появляется интерес к закладке садов. Но не к переработке.
— Фермерский сад? Интересно, какой?
— У нас есть, например, замечательная высоковитаминная ягода — черная смородина. Урожайная, крупноплодная, зимостойкая. Мы заложили у себя небольшой участок товарной смородины. Можем спокойно вырастить саженцы хоть на целый гектар любому фермеру. Есть земляника, которой уже занялись отдельные фермеры. Потому что на нее есть спрос у торговли.
— Если мы правильно вас поняли, то должна быть краевая аграрная политика в этом вопросе: от селекции сортов к реализации посадочного материала, производству плодов и ягод, их переработке и реализации. Так?
— Да. Главное — переработка. Или хранение, которого нет. Например, в Приморье торговые сети очень хорошо берут у частников и фермеров малину. Потому что у них есть быстрая заморозка и хранение. У нас — нет. А малина — доходная ягода. И в свежем виде, и в брикетной заморозке.
— Какая у вас сегодня самая острая проблема?
— Техническое обеспечение. Нужен малогабаритный трактор для работы на делянах. У нас такая система, что бюджетная организация не имеет права купить то, что ей надо. По условиям, мы должны купить новую технику. Импортная новая слишком дорогая, подержанную импортную нельзя, а российских мини-тракторов никто не производит. Что делать?
— Чем закончим разговор?
— Вы меня задели вопросом: зачем заниматься селекцией? Посмотрите, хотя бы сколько здесь растет ягод: жимолость, клубника, вишня, малина, смородина, крыжовник. А потом вторая волна: сливы, яблоки, груши, виноград, актинидия. Урожай идет с июня до октября. А недавно появилась шелковица. Сортимент сортов таков, что позволяет растянуть плодоношение той же сливы с конца июля и до середины сентября. А у людей есть спрос на все это разнообразие. Поставить на нем крест? Неправильно. У меня первое детское воспоминание — это сад. И всю жизнь я в саду. Не представляю, как можно жить иначе?
Раиса Целобанова
e-mail: tselobanova1950@yandex.ru
В опросе также принимала участие Ирина Северцева
Фото Елены Зыкиной
