Это было в начале 80-х. Самодеятельность завода им. Кирова считалась крепкой, основательной. К районному смотру как-то помимо традиционного отчетного концерта силами заводского Дома культуры поставили рок-оперу «Орфей и Эвридика» — произведение и вокально, и драматургически сложное. Получилось блестяще, кто смотрел, надеюсь, согласится со мной.
Хоровое искусство было основополагающим для самодеятельности
того времени. Попадались, правда,
хоровики-проходимцы, которые за две-три репетиции из учащейся шоблы быстро лепили какой-нибудь «Гаудеамус». Но в тот год нархозу (так при коммунистах народ
называл Хабаровскую академию экономики и права) удалось сделать что-то вразумительное. И этот хор
попал в отчетный концерт самодеятельности Краснофлотского района.
Представьте: сцена ДК
завода им. Кирова (сегодня — Дворец творчества детей и молодежи «Северное
Сияние») вся утыкана, да еще в три ряда
студентками-писклюхами (аналогичные девицы в 90-е рванули кто в попсню, кто в
русский рок, эдакие «поющие трусы», всевозможные Олеси, Кати, Юли). Задыхаясь и
кое-как из себя выдавливая звук, со скорбными физиономиями они исполняли нечто
военно-патриотическое. Допели будущие бухгалтерши, на смену им вышел на сцену заводской хор. По количеству
раза в четыре меньше участниц, но по объему раза в два больше. И не за счет кокошников и объемности
сарафанов, а за счет красоты настоящей, весомой, русской. Такие по зову Родины богатырей и в семьдесят родить
смогут, было б кому стругать. Что касается звука, то он у них был раз в пять
мощнее, чем у студенток. И если уж гудели альты, так заводскими трубами, а
сопрано-то не отставали кружавчики выводить – чисто жаворонки. Да еще в лирических местах
так проникновенно пели, что аж сердце готово было остановиться. Да, немодно. Не
Boney М и Arabesque. Зато это наше, родное. Оно всегда вне моды, потому что
там можно найти русскую душу.
Как завод закрылся, так и этот хор в ДК им. Кирова
распустили. Этих певиц я видел потом в составе ансамблей при домах ветеранов.
Но было уже немного не то, словно
онемели, что ли.
Шанели и бабы
Все это вспомнилось в начале спектакля, а точнее, бурлеска «Чик-чирик
кирдык ку-ку – из Хабаровска в Москву».
Уж любит озадачивать Музыкальный театр. То вдруг на афише прочтешь
кабаре-комедию, то вдруг лебедей на сцену
выпустят аж двенадцать штук. Сиди и разгадывай эту тайну, ищи всякие
чудеса, обыкновенные и не очень.
А тут бурлеск!
Конечно, фантазия стала уводить в
нечто порочно-немецкое. В какой-то
момент напряжение в зале взметнулось, и казалось, что вот-вот и все зрители
начнут громко скандировать: «О-о, я-я, натюрлих. Дас ист фантастиш!». Все-таки
весна, пора любви…
Но, опережая апогей
зрительского бурлеска, открылся занавес
и на сцене… — народный хор в кокошниках и сарафанах, который-то и остудил воображение,
погрузив в «Амур, который плавно..». Тут-то и вспомнилась заводская
самодеятельность из далеких советских 80-х.
В основе бурлеска «Чик-чирик кирдык ку-ку – из Хабаровска в
Москву», поставленного Вадимом
Паршуковым, пьеса Николая Коляды «Баба Шанель», которую подрихтовала для нужд
музыкальных театров ученица Коляды Татьяна Ширяева. Музыку написал
Александр Пантыкин, тот самый «дедушка» свердловского рока, уральский
«Урфин Джюс» и т. д.
— Музыка была написана сразу же, как поступило предложение поставить спектакль. Я стараюсь не писать в стол, поэтому все, что сочинил, идет в десяти российских театрах. Деньги делают с человеком страшное дело, — признался Александр Пантыкин. — Музыка к бурлеску была написана давно. Первая постановка прошла шесть лет назад в Свердловском академическом театре музыкальной комедии. Потом спектакль зашагал по России. Мне понравилось, что в Хабаровском музыкальном театре к авторскому замыслу отнеслись очень бережно, постарались его сохранить и приумножить, т.е. привнести новые смыслы. Многие музыкальные номера прозвучали впервые именно в Хабаровске. В этом смысле постановка уникальная.
Стоит успокоить тех,
кто не ненавидит рок и не был на концерте. Ничего подобного на спектакле
не было. Все в разумных пределах, все, что нравится среднестатистическому
хабаровчанину, включая шансон. Не французский, конечно. Жаль, что хитов не
получилось. Мозг отказывался запоминать прозвучавшие мелодии. Не Эндрю Лллойд
Уэббер этот дедушка свердловского рока, не Максим Дунаевский.
Одно из самых ярких и удачных мест – костюмы, придуманные
Натальей Сыздыковой, пожалуй, лучшей дальневосточной художницей по костюмам.
— Когда Вадим Паршуков, режиссер спектакля, ставил перед нами задачу, главным условием была большая любовь к персонажам. Очень хотелось, чтобы эта история получилась светлой, чтобы все было радостно и душевно, — рассказала Наталья.
Кирдык бурлесковый
Получилось почти
по-мультяшному — и радостно, и легко. В
постановке были задействованы заслуженная артистка России Татьяна Захарченко (Сара
Абрамовна), Оксана Гафурова (Ираида Семеновна), Виктория Дегтярева (Тамара
Ивановна), любимые завсегдатаями театра. Ну а когда заслуженная артистка России
Зося Макашина и народный артист России
Игорь Желтоухов, легенды хабаровского театрального искусства, обладающие редким
даром гиперобаяния, гиперсценичности, выходят на сцену, зритель, считай,
завоеван. Стоит добрых слов и работа
Дмитрия Олейника, того самого, кто когда-то вел невероятно популярную на
хабаровском телевидении программу «Песенка за песенкой».
Что касается бурлеска, то стриптиз и цирковые номера в ткань
спектакля не вплели, зато были танцы. Впрочем
обтянутость танцоров и балерин могла натолкнуть на некие эротические переживания часть аудитории, тотально не
знакомой с эротизмом актуального искусства.
Что касается балетной составляющей, то это было впечатляюще,
особенно «ожившие скульптуры советского прошлого». Ну и «коронка» спектакля —
незабываемый «Танец умирающего лебедя»,
исполненной актрисой, игравшей балерину
музкомедии на пенсии.
И на солнце бывают пятна — постановка не без греха. Здесь, помимо отсутствия хита, и неровность темпоритма, и некая поверхностность в трактовке образов и взаимоотношений на сцене. Только стоит ли считать блох? Все-таки не трагедия Софокла, а колядовский бурлеск. Праздник удался. И главный зритель, а он, конечно, возрастной, скорее всего, доволен. Во-первых, спектакли, где главные герои — люди серебряного возраста, редкость. Во-вторых, в этой бурлесковой демонстративной условности есть толика телесериальности, такой знакомой и понятной старшему поколению. Ну и главный, пожалуй, месседж спектакля — где родился, там и пригодился — как-то по-особому злободневно звучит в редеющем на глазах Хабаровском крае. А что касается Евровидения, то не оскудеет земля российская вопреки Пенсионному фонду на певуний — бурановских бабушек.
Героини спектакля, старушки в возрасте от 70 до 90, решают своим фольклорным ансамблем «Наитие» отправиться на Евровидение. Но постановка не о прорвавшихся к успеху старушках, а о том, как они живут. Позабыты государством — отработали же свое. Пережили своих мужей и излить душу могут только кошке. Но даже в одиночестве, с нищенскими пенсиями, они стараются не жить в унынии. Кстати, Николай Коляда писал своих героинь с участниц реально существовавшего в Свердловске ансамбля «Вдохновение».
