За нерестовой правдой, рыболовецкой истиной и экономическими рецептами
Чтобы взглянуть своими глазами на икромет осенней кеты, природную картину ее запасов и сопоставить увиденное с предыдущими наблюдениями, вновь отправляюсь в низовьях Амура. В этот раз на трех плодовитых некогда нерестилищах, Удинском рыбоводном заводе и в ближайших к ним селах. Вернувшись в Хабаровск, пообщался с промышленниками, экспертами, рыбаками-любителями. И вот что удалось выяснить.
Рыбный вопрос в информационной ловушке
К очередной поездке на нижний Амур меня подвигла не прекращающаяся полемика о разорении его лососевых запасов и путях преодоления острого кризиса. Для многих коренных жителей Приамурья, а это КМНС и давно обосновавшиеся здесь русские, кета, горбуша и корюшка – насущная пища, которой с каждой путиной становится меньше. Начиная с десятых годов арендовавшие амурские участки промышленники при согласии официальной науки безудержно наращивали уловы. Более 90% добычи гнали на экспорт и на запад нашей страны, пока вместе с разношерстными браконьерами не подорвали ресурс. Теперь из-за мизерного количества запрещен вылов летней кеты и горбуши, в разы упали запасы кеты осенней, азиатская корюшка стала большой редкостью даже для Николаевска, где ее всегда было с избытком.
Рыболовецкие компании Николаевского района, чьи интересы представляют Александр Поздняков и Сергей Рябченко, настаивают на том, что максимальный ущерб рыбным запасам наносят плавные сети и браконьеры на нерестилищах. Их точку зрения разделяет руководитель хабаровского филиала ВНИРО Денис Коцюк. В одном ряду с сетями и браконьерами он упоминает сильные паводки, слишком жаркое для лосося прошедшее лето и предлагает запретить его промышленный вылов выше устья Амгуни, то есть везде, кроме Николаевского района. (К сведению читателей: еще 60 лет назад кета свободно доходила до Благовещенска и в Китай.) Те же, кто ловит в Ульчском районе и выше, считают первой причиной безрыбья перегораживающие амурское устье заездки с высокими квотами, второй — браконьерство на нересте и только третьей — редкостную жару. Паводки, по их наблюдениям, не препятствуют, а способствуют нересту, помогая рыбе обойти такие стационарные орудия лова, как ставные невода и заездки. Известный эксперт Сергей Золотухин резонно заметил: паводок 2013-го был гораздо сильнее 2021-го, но тогда проходу лососей это нисколько не помешало.
Особое мнение у президента краевой ассоциации КМНС Любови Одзял. Отстаивая интересы всех коренных местных жителей, она, ссылаясь на скудные запасы лосося, не только против заездков, но и любого промышленного лова амурских лососей, в том числе плавными сетями. Возможны ли при таких разногласиях общие знаменатели и какие требования ко всем участникам промысла могли бы сохранить лососевые виды?
Первую подсказку нахожу в статье ведущего мэтра отечественной рыбной науки Вячеслава Петровича Шунтова «О международном годе лосося 2019», где он указывает на забвение опыта исследования лососей в нерестовый период, когда «в основном закладывается численность очередных поколений». И на ошибочность утверждения, что температура воды — якобы решающий фактор смертности лососевых, в том числе летней кеты и горбуши, низкую численность которых в Амуре годом раньше он объяснял чрезмерным промысловым изъятием. Доктор наук и профессор Вячеслав Шунтов, начинавший с промысловой разведки еще в 1959 году, регулярно напоминает, что главным мерилом лососевого стада является заполнение нерестилищ и что настоящим ученым изучать запасы и нерест нужно не в кабинетах, а непосредственно на нерестовых ключах.
Занимающийся этим около 40 лет кандидат биологических наук Сергей Золотухин (автор 14 книг о лососях) пришел к выводу, что на основные амурские нерестилища кеты заходило в несколько раз меньше необходимого для воспроизводства ее популяции как минимум с 2017-го. Он не исключает, что этот процесс начался раньше, но данных об этом нет, так как в предыдущие годы руководством Хабаровского филиала ТИНРО систематическое обследование амурских нерестилищ не финансировалось.
Исходя из зафиксированной им мизерной численности производителей на нерестилищах в 2017-м, Сергей Федорович заявил перед минувшей путиной, что зачатой 4 года назад осенней кеты вернется из морского нагула в Амур в 2021-м в пределах четырех-пяти тысяч тонн. И рекомендовал ловить из этого объема не более двух тысяч. Хабаровский филиал ВНИРО, давший показатели нереста-2017 в десятки раз выше, рекомендовал к вылову 13000. По факту выловили 5700. Сергей Федорович в очередной раз оказался прав. Зато уважаемый «ХабаровскНИРО» (ранее филиал ТИНРО) из года в год дает завышенные запасы на потребу рыбопромышленникам. По мнению Золотухина, во многом благодаря промышленным переловам горбушу и летнюю кету на Амуре вычерпали и скоро могут добить осеннюю.
Чтобы быть объективным, мысленно встаю на сторону его оппонентов, утверждающих, что заездки хорошо пропускают на нерест рыбу, но после этого ее вылавливают выше Николаевского района плавными сетями. Если так, то на нерестилищах в самом Николаевском районе и в верховьях Амгуни кеты должно быть предостаточно. Ведь основная часть промысловых сетей находится выше. Как проверить эту гипотезу и противоположные ей версии? Только на самих нерестилищах.
Типичные беды бесхозного нерестилища
Накануне моего выезда новостные каналы цитируют свежее выступление Михаила Мишустина перед губернаторами и министрами: «У Дальнего Востока огромный потенциал. Мы должны сделать всё, чтобы люди хотели там жить и работать…»
Приободренный этим посылом, пробиваюсь к Николаевску-на-Амуре сквозь снежный циклон близ Де-Кастри. Автобусы от компании «Пять звезд» встали колом, пришлось пересаживаться на попутное коммерческое такси. На календаре 25 октября…
Первым делом интересуюсь, зашла ли кета в Камору и Личу. Это два амурских притока около Николаевска: первый — перед местным аэропортом, второй — сразу за ним. По дороге на нерестовое озеро Чля разглядываю обе эти мелководные быстрые речки, интересуюсь у попутчиков, есть ли в них рыба, но в ответ только сочувственное недоумение, дескать, нашел где искать. Несколько дней спустя на обратном пути недостающую ясность внесет районный рыбинспектор из Николаевска Валерий Кацкович: Камора и Лича были нерестовыми лет пятнадцать назад, сейчас там лосося нет. Всю вину он возлагает на браконьеров, но ведь браконьеры были и раньше, зато десятки заездков и ненасытный экспортный промысел появились как раз в конце нулевых.
Если на этих несчастных речках рыбную жизнь бесцеремонно прикончили, то на озере Чля, которое от заездков подальше, она еще теплится. Это единственное озеро на Амуре, где лосось устраивает свои прощальные брачные игрища. Чля соединяется протоками с соседним озером Орель и с протекающим неподалеку Амуром. Во время моего появления на озеро и на его нерестовый приток Большой Мырчан из Амура зашел сильный паводок, так что взглянуть своими глазами на заходящих в них лососей не удалось. Зато пообщался с осведомленными жителями из одноименного с озером поселка. Пенсионер и охотник Виктор Пахомов: «Так как озеро Чля нерестовое, официально ловить здесь запрещено и частиковых, и лосося. Дозволено лишь нескольким членам КМНС». Глава поселения Елена Маркова: «В озере водится много сига, карася, ленка, толстолоба, окуня, щуки, других частиковых. Местные заготавливают их для себя в достатке, так же как и лосося, хотя кеты и горбуши гораздо меньше, чем в прошлом».
Известный в Николаевском районе краевед и писатель Александр Иванович Кудрин за чашечкой чая посвящает меня в местные рыбацкие тонкости: «Перед тем как отнереститься, лососю нужно миновать уйму промышленных и браконьерских сетей в Павлинской и Пестовской протоках, затем в самом озере Чля и в Мырчане. Браконьеры орудуют с мая до середины зимы, иногда, говорят, наведывается рыбинспекция. Ловят сетями, махалками, крючками в лунках, зимой вскрывают лед мотопилами, чтобы добраться до нерестовой кеты. В прошлом, горбушовом, году горбуши было немного, при неплохом заходе летней кеты, в этом ни того, ни другого, а вот кета есть. В десятые годы поблизости началась активная разработка золоторудного месторождения на Белой Горе. Его хвостохранилища представляют потенциальную угрозу для нерестовых речек. Одно из хвостохранилищ находится неподалеку от ручья Заячий, впадающего в Мырчан. Раньше осенняя кета была и в Орели, но в 1998-м в результате пожара лесная долина вдоль нерестового притока Большой Амыскан выгорела, он обмелел, стал сильней прогреваться, и осенняя кета оттуда исчезла.
Появляются только более теплолюбивые летняя кета и горбуша. То же самое на других речках: чем меньше леса, в том числе из-за вырубок, тем меньше воды и кеты. Рядом реки Коль и Иска, которые напрямую стекают в море. Это лучше для нереста, но там свои браконьеры и свои экологические проблемы».
Следующий собеседник – местный общественник Владимир Жовнер, самостоятельно ведущий экологический мониторинг. Рассказывает о вредных сбросах в Коль с речки Покровка, рядом с которой добывает золото одна из артелей, об опасной близости Мырчана к золоторудному ГОКу. Отмечает, что лосося в озере Чля в сравнении с нулевыми мало. Но, видимо, после недавних ограничений в некоторых его притоках, где ее давно не было, кета появилась. Считает, что промысловики должны сами строить рыбоводные заводы, например, в Николаевске, где, несмотря на громкие обещания, заводы так и не заработали.
Уже затемно наведываюсь в артель «Заря»: село появилось больше ста лет назад благодаря разработке Колчанского прииска россыпного золота. Теперь россыпное золото артель добывает в других районах, но ее гендиректор Виктор Шудренко производственную базу не переносит. Без нее, опасаются местные, село Чля может зачахнуть. Свое мнение о рыбалке Виктор Михайлович излагает кратко и четко: «Как лосось может дойти до озера Чля, если в лимане стоят заездки и ими перегорожен Амур? Рыба через них попросту не дойдет, если их не убрать. А местным жителям нужно дать рыбачить на озере по лицензии, официально. Сейчас они ловят на свой страх и риск, нарушая правила».
Попрощавшись, складываю в уме неприятности лососевых на пути к озеру Чля: первое — заездки в лимане и устье; второе — плавные сети: и браконьерские, и промышленные (в Павлинской протоке из Амура в озера); третье — браконьерство в самих озерах и в их нерестовых притоках, в том числе из-за отсутствия любительского участка для прописанных местных; четвертое — обмеление притоков в результате лесных пожаров и рубок, и отсюда высокая для кеты температура воды; пятое — добыча рудного и россыпного золота возле нерестовых ручьев.
Все негативные факторы, о которых говорят участники лососевой полемики по Амуру, здесь налицо. Кроме экологической опасности со стороны недропользователей, о которой многие почему-то помалкивают.
Раздутое стадо и устаревший рыбозавод
Следующим утром успеваю в Иннокентьевку к «Метеору» и на нем причаливаю к селу Тыр. Рядом устье Амгуни, в ее верховьях природные нерестилища, куда хотел бы попасть. От Тыра это около трехсот километров, но, говорят, кеты там фактически нет. Грустную картину в верховьях Амгуни описал по телефону житель села Бриакан Александр Асеев: «Мне 57 лет, рыбачу с детства и впервые на Амгуни ничего не поймал. Рядом ее нерестовый приток Керби – там ни осенней кеты, ни медведя, хотя в том году снизу что-то зашло. В эту путину осенка шла только три дня, в прежние годы по две недели, не меньше. Из-за заездков в устье Амура ее пропускают поздно, и она по дороге дохнет. Остальное стараются перехватить браконьеры, но даже им не досталось. Уже лет пять на Амгуни нет летней кеты и горбуши. В Бриакане повальная безработица. Раньше работу давал золотой прииск, но после того как он перешел от АО «Дальневосточный ресурс» к китайский фирме, там работают граждане КНР. А теперь и рыбу прикончили».
Зато рыба есть возле Удинска, где сейчас ведущий в бассейне Амура рыбозавод. Это около 90 километров вверх по Амгуни. Мчусь туда часа полтора на попутном катере. Главный рыбовод предприятия Алексей Петрович Аверин знакомит меня с заводской технологией: извлекаемая из кетовых самок икра закладывается в специальные емкости, оплодотворяется молоками самцов, затем после четырехмесячной инкубации и четырехмесячного выдерживания и кормления молоди при температуре плюс 4,2 градуса выпускаются мальки, которые скатываются через Амур в море.
Естественных нерестилищ осенней кеты возле Удинска нет, стадо здесь рукотворное, из завозной икры. Ее доставляли сюда, в том числе, вертолетами с крупнейшего на Амуре нерестилища Камакан. Камакан — это ключ Нимелена, верхнего притока Амгуни. Из искусственно оплодотворенных икринок во время инкубации гибнет менее 10%, остальные выживают и превращаются в мальков. В прошлом году заготовили 41 миллион икринок, из них для собственной инкубации взяли 16 миллионов, остальные передали на Анюйский, куда кеты заходит все меньше, а также на Гурский, Тепловский, Биджанский заводы, где своей рыбы уже фактически нет. В этом году заготовили 32 миллиона, из них 11 оставили в Удинске, а 21 отдали на другие заводы. Могли бы в три раза больше заготавливать кеты и производить молоди, но на заводе 60-х годов постройки, по словам его далеко не юных сотрудниц, все делается вручную и не достает мощностей. Например, обветшавшая садковая база завода на Малой Уде (приток Амгуни) не позволяет удерживать и обрабатывать всю заходящую туда кету. Требуется новое автоматизированное производство и новая садковая база.
Цена вопроса — несколько сотен миллионов рублей. Для завода, который пятый год обеспечивает икрой остальные амурские госзаводы, не так уж и много. Если государство с подачи Росрыболовства срочно не раскошелится, может случиться так, что по старым советским стандартам после ухода пенсионного поколения никто здесь вкалывать не захочет.
…Осмотрев заводские цеха, едем к садковой базе. Это соединенные с Малой Удой искусственные пруды. «Зимой температура в прудах и в притоке ниже необходимых четырех градусов, так что от осенней кеты естественного воспроизводства здесь не бывает. Только в верховьях Амгуни на природных теплых ключах или искусственное на нашем заводе, — продолжает экскурсию Алексей Петрович. — А та кета, у которой мы не успеваем изъять икру, гибнет поблизости без продолжения рода». Иду вдоль берега, рассматриваю окоченевшие останки рыбы, кое-где замерзшие сгустки икры, баламутящих воду живых кетин — они пробиваются сюда до Нового года. На протоке замечаю запрещенные сети и за ближайшим ручьем двух недосягаемых браконьеров в лодке. Возвращаюсь к Аверину, который комментирует увиденное: «Мы закончили сбор икры 18 октября, так как при минусовой температуре она гибнет, и сейчас браконьеры нам не вредят. Зато естественные нерестилища страдают от них осенью и зимой. Даже знаменитый Камакан выпотрошили. Хуже браконьеров только заездки, их в лимане и устье наставили до отказа с одним проходным днем в неделю. Кета упирается своей массой в заездки, не может пройти, а то, что все же проходит, ищет первую речку, чтобы отнереститься, не успевает в верхние нерестилища, поскольку икра требует выхода. Поэтому у нас так много кеты, хотя заводу столько не нужно. Значительная ее часть не относится к нашему стаду. Это мое личное мнение. Сколько не нашей, точно сказать не могу, научное мечение у нас не проводится. Не будь заездков, «чужая» рыба нерестилась бы в верховьях Амгуни, в Анюе, Горе, Хоре, Тунгусске. И мы бы не спасали тамошние заводы своей икрой». А что с летней кетой и горбушей? «Около Удинска они всегда нерестились, но последние годы по всей Амгуни летних лососей нет. И дело здесь не в жаре. В перегретой воде летние лососи всегда гибли, но не заканчивались. Не то что теперь». Потрошеная рыба, оказывается, не пропадает: ее забирает по конкурсу одно из предприятий в Сусанино. Его возвращающуюся из Удинска на Амур плавучую базу встречаю на обратном пути.
Расплата за перелов
Снова Тыр, потом Иннокентьевка. Оба села с царских времен не мыслят себя без рыбы, в каждом есть промысловые предприятия. В Тыре это классический кооперативный колхоз «Память Ленина» во главе с Виктором Князькиным, рядом частная фирма — колхоз «Акчинский» Александра Коваленко. С сопоставимыми квотами. В самом Тыре зарегистрирован только колхоз «Память Ленина», который перечисляет государству в целом до трех миллионов налогов в год, из них селу остается менее трети. В Иннокентьевке тоже зарегистрировано крупнейшее промысловое предприятие на Амуре, РПК «Восточное» (учредитель Александр Поздняков). Его рыбные квоты и налоги с тырскими несравнимы: в 2020-м квота 3460 тонн, сумма всех налогов – 37миллионов 447 тысяч рублей, из них, по данным администрации Иннокентьевки, селу досталось лишь 650 тысяч сельхозналога. Бюджетный дефицит частично покрывает район, но средств все равно мало, и о развитии можно только мечтать.
Согласно Бюджетному кодексу села получают от местных предприятий только 30% сельхозналога и 2% НДФЛ. Даже когда получали 100% сельхозналога и 10% НДФЛ, а уловы «Восточного» были выше в разы, Иннокентьевка получала максимум 3,6 миллиона сельхозналога и 500 тысяч НДФЛ. То есть сущие крохи от добычи рыбных ресурсов. Многие села в Николаевском и Ульчском районах и того не имеют, когда базирующиеся в них компании не регистрируются по месту деятельности. «Почему в советское время процветали и верхний Тыр, и низовая Иннокентьевка? — спрашиваю у завуча тырской школы Татьяны Владимировны Краморовой. «Потому что рыбы на Амуре хватало всем селам, ее не истребляли заездками ради экспорта, пропускали на нерест. В Амурском лимане выгребли не только почти всю кету и горбушу, но и сига. Это тоже ценный лосось. Говорю как биолог по образованию и бывший технолог колхоза «Память Ленина». В 80-е мы ежегодно ловили до двух тысяч тонн лососевых, по 40 тонн частика и 150 тонн корюшки. Рынком сбыта был Хабаровский край, а также Москва и Питер. И никакой заграницы. Летнюю кету не знали куда девать, горбуша весила по три кило, как сегодня кета, а тогдашняя кета тянула на две сегодняшние. В колхозе работал также мощный мясомолочный комплекс. В конце 80-х председатель колхоза Анатолий Волков начал реализовывать программу превращения Тыра в благоустроенный городской поселок с централизованным отоплением, новым жильем и новой школой с бассейном».
В Иннокентьевке, оказывается, тоже был градостроительный план — с двухквартирными домами, стадионом, новой школой, бассейном и так далее. Глава Иннокентьевки Светлана Гофмайстер вспоминает, как этот план продвигал председатель колхоза «Ленинец» Станислав Волков и что в те годы госбюджет возвращал рыбколхозам деньги за строительство жилья и социальных объектов. С приходом дикого рынка стало не до преобразований. Сегодня Озерпах, Иннокентьевка, Тыр, Сусанино и все, что выше, в упадке от безрыбья, безработицы, ветхого жилья, отсутствия городских бытовых удобств, оттока в города самых умных и энергичных. На чемоданах, например, Александр Жилкин, отвечающий в Тыре за электросети и отопление соцобъектов. Говорит, что без рыбы здесь оставаться неинтересно. Возглавляющий рыбколхоз Виктор Князькин как в старые добрые времена помимо рыбы занялся животноводством. Для односельчан это рабочие места и натуральное молоко. От краевого минсельхоза пока никакой реальной поддержки. Тыру вдвойне непросто без сухопутной дороги, при этом ему еще пытались отменить «Метеор». В Иннокентьевке впервые имели место перебои с автобусами и водными «Метеорами», а РПК «Восточное», ссылаясь на финансовые трудности, перестало содержать местную баню. Звоню главе Озерпаха: там из 236 прописанных фактически проживает 108 душ, и каждый год десять человек в минус. И это в самом рыбном районе!
…Уже затемно на берегу в Иннокентьевке случайные лодочники обсуждают со мной наболевшее: «Промышленники винят браконьеров, хотя сетями столько не переловить. Заездки стоят, а плавучие базы с катерами орудуют. КМНС и любителям нужна рыба, но без промпредприятий где людям работать? Никто не поймал корюшки, которой раньше было хоть завались. Проходом рыбы и экологией должна заниматься наука. Напротив Полянка вовсю добывает золото, и никто не знает про ее сбросы!» Тут же вставляю свои «пять копеек»: «И заездками, и плавными сетями на катерах от Иннокентьевки до лимана ловили не чужие, а низовые фирмы. Ваш РПК «Восточное» прошлой весной за мысом Нижнее Пронге поставил поперек хода корюшки двухкилометровую изгородь с несколькими ловушками. Далее к Николаевску стояли десятки ставных неводов других компаний. В соответствии с правилами рыболовства и с ведома отраслевой науки! Неудивительно, что корюшка не дошла даже до Иннокентьевки».
Четыре кита амурского возрождения
Хотелось бы заглянуть в завтрашний день. Каждое село вдоль Амура имеет для России стратегическое значение. Это свидетельство ее живого присутствия и исконного права на приамурскую землю. До сырьевой вакханалии благополучие амурских поселков стояло на четырех китах: рыбный ресурс, животноводство с растениеводством, лесное хозяйство и социальная база. Звоню из Хабаровска знакомым рыбакам в Тыр.
Их точка зрения:
— Чтобы вновь заработала эта связка, требуется целевое комплексное планирование. Для каждого поселения должен быть утвержденный и оплаченный государством проект. Сейчас сельские главы выпрашивают гранты, пытаются войти в федеральные и краевые программы. Без желаемого эффекта. Или мало денег, или чиновники выше не берут на себя ответственность.
— А что было в советское время?
— При легендарном Алексее Черном за каждым селом закреплялся конкретный краевой управленец. Закрепленный товарищ отвечал за выполнение экономических и социальных задач наряду с председателями колхоза и сельсовета. Равняясь на Алексея Клементьевича, его подчиненные в резиновых сапогах не вылезали из сельской глубинки, добивались там положительных результатов. Государство само направляло деньги на сельские нужды, и не нужно было ничего клянчить. Будь сейчас такое же финансирование и нормальный конкурсный фильтр, мы бы вложились в Тыре в глубокую рыбопереработку, животноводство, построили жилые дома со всеми городскими удобствами.
— То есть сначала рыба, потом социалка? Кстати, экспортные рекорды вслед за Амуром и Сахалином могут добить Камчатку с Курилами.
Рыбаки из Сусанино:
— Рыбный ресурс нужно равномерно распределить по амурским районам. Вся кета — и серебрянка, и зрелая — вкусная и полезная. По аукциону мы берем зрелую на Удинском рыбоводном заводе, потому что ее расхватывают на котлеты, на пироги и другие традиционные блюда. Если лосося реализовывать только в России, его хватит всем. Лососевые лимиты давать исключительно тем, кто зарегистрирован там, где ловит, реализует более половины продукции в Хабаровском крае и Дальневосточном округе. Предусмотреть также квотные бонусы за глубокую рыбопереработку, рыборазведение и аграрную деятельность.
Из Тыра:
— Рыбный экспорт можно регулировать так же, как экспорт зерна, высокими пошлинами на сырую продукцию. В этом году на Дальнем Востоке России выловили около 500 тысяч тонн лосося, на Амуре — меньше шести тысяч. Если для дальневосточного экспорта это мелочь, то на Амуре одной тысячей тонн можно прокормить несколько поселений. Мы готовы при увеличении квоты вылавливать для тех местных КМНС, которые сами не ловят. Лучше легальные промысловые фирмы, чем браконьеры и лжеобщины КМНС, нелегально торгующие на хабаровских улицах. Рыбный приоритет должен оставаться за КМНС и любителями, то есть всеми коренными местными жителями. И обеспечен соразмерными квотами.
— По словам главного рыбинспектора Николавского района Квацковича, жители Озерпаха жаловались, что участок любительского лова возле них появился, но ловить им не дали, так как все лицензии уже проданы частному юрлицу, выигравшему этот участок по конкурсу. В краевом управлении рыбного хозяйства выяснил, что этим юрлицом является рыболовецкая артель «Нижнее Пронге», руководитель Евгений Давидович. Но дозвониться до него пока что не смог.
Из Сусанино:
-Любительские участки резонней передавать не частным предприятиям, а Главрыбводу. Еще лучше поселениям, тогда по лицензиям будут разумные цены и надлежащий контроль. Но это требует корректировки законов.
Итоги путины прошу оценить Сергея Федоровича Золотухина. Оснований для оптимизма он не увидел:
— По рыбохозяйственным расчетам для ежегодного заполнения нерестилищ осенней кеты в бассейне Амура требуется около 18000 тонн рыбы. Плюс 13000 тонн, рекомендованных в этом году наукой для вылова. То есть общий запас должен был составить 31000 тонн. Что имеем фактически? Общий вылов 5700 тонн при пустых нерестилищах с нулевым выловом КМНС и любителями выше села Богородское. То есть общий запас не более 7000 тонн, поэтому его нужно было весь пропустить на нерест. Вместо пропуска запас выловили на 80%, и через четыре года это поколение вернется в минимальном количестве.
— Какую роль в перелове играют заездки и сети?
Бывший председатель рыбколхоза Михаил Милькович:
— И те, и другие без должного регулирования подрывают рыбный ресурс. При этом один заездок стоит несколько миллионов рублей, и его задача — не пропустить ни одной рыбины, иначе он нерентабелен. Его главный минус в том, что он останавливает рыбный косяк, а в стоячем положении рыба массово гибнет или теряет способность вовремя отнереститься в родной речке, тем более при одном проходном дне в неделю. Зато даже крупные плавные сети не останавливают общего хода лосося к нересту, хотя и наносят большой ущерб косяку.
— Почему бы не попробовать одну путину ловить по всему Амуру и в его лимане только сетями со всеми необходимыми ограничениями? И посмотреть: вернется ли кета в верхние нерестилища. Поскольку сети многократно дешевле заездков, рыбаки в лимане и устье от этого только выиграют. Ведь в советское время было всего три заездка: на Пуире, Нижнем Пронге и Оремифе. И сколько теперь!
Золотухин:
— Вот прогноз Хабаровского филиала ТИНРО по лососю на 2016 год. В нем рекомендовано шесть заездков в Амурском лимане, шесть в устье Амура и три ставных невода. Итого 15 стационарных орудий лова. Вместо 15 в тот год нагородили аж 95! Остается надеяться, что уважаемая рыбохозяйственная наука вместе с Росрыболовством повернется от «знахарства» и «обслуживания частного бизнеса» к «качественному мониторингу запасов, биоценозов, экосистем» и «неистощимому природопользованию» (Все цитаты от Вячеслава Шунтова. — Авт.). А мы чем можем им вместе поможем. До свиданья, до следующих путешествий и встреч!
Виктор Марьясин
Фото автора.
