Гость редакции Вадим Константинович Заусаев — советник губернатора Хабаровского края, доктор экономических наук, профессор
Продолжаем тему рентабельности сельского хозяйства в Хабаровском крае (см. «МД ХХI век», №29, 19-26 июля 2023 г., «Ароматы клубничного бизнеса»)
— Разговор начнем с научных основ?
— Да. И начнем его с фундаментального принципа региональной экономики — естественной основы регионального воспроизводства. К сожалению, о нем не знают многие чиновники, и даже экономисты. А естественная основа — это богом данные конкурентные преимущества того или иного региона.
— Надо полагать, у нас — это сырье?
— Традиционно конкурентные преимущества на Дальнем Востоке имели сырьевые отрасли. Народ изначально шел сюда за пушниной, потом за золотом и т.д. Но территория была уникальна во всех отношениях. Выгодное географическое положение — Дальний Восток замыкал Россию. Когда русские вышли на берега Тихого океана, то страна получила полное свое очертание. Замечательный дальневосточный экономист Михаил Иванович Леденёв говорил так: «Россия без Дальнего Востока — это богатырь, ноги которого в мешке».
Географическое положение, богатые природные ресурсы, геостратегическая значимость, экстремальные условия жизнедеятельности — это наши естественные основы.
Чтобы понять, как осваивался Дальний Восток, вспомним историю. В 1858 году был подписан с Китаем Айгуньский договор, в 1860-м — Пекинский договор. Юг Дальнего Востока был закреплен за Россией — самая уникальная, самая лакомая дальневосточная территория.
Чтобы данная территория оставалась российской, государственный деятель и реформатор Российской империи Петр Аркадьевич Столыпин доказал геополитическую необходимость строительства Транссибирской железной дороги. При этом надо было заселять Дальний Восток. Чем привлечь сюда население? Конечно, землей. Переселенцам давали весьма приличные участки, их освобождали от налогов — было достаточно много и других преференций. И крестьяне сюда поехали. Но если Сибирь осваивали середняки, то сюда крестьяне шли за государственной похлебкой. То есть, сюда шли уже другие люди — бедняки, потому что им здесь многое давалось за казенный счет.
Что интересно: в 1891 году было перепроизводство зерна на Дальнем Востоке. Съезд сведущих людей искал выход — куда его продать?
— Действительно, интересно: как так получилось?
— Сеяли по целине, и получили урожай даже выше, чем в европейской части страны. А населения было мало. Стало быть, и потребление невысокое. Но потом такой результат не повторялся, так как гумусный слой маленький, его истощение происходит очень быстро, климатические условия рискованные.
А самое главное: строительство Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД) позволило китайским крестьянам осваивать северные территории. И в начале ХХ века Китай вытеснил с рынка дальневосточное зерно за счет своих больших объемов и более низкой себестоимости.
— Но ведь и в советское время было четкое понимание значения Дальнего Востока для страны.
— Да. Периодически продолжалось переселение, существовали преференции. Но здесь создавалось производство не только для экономического эффекта, сколько для наличия рабочих мест. В сельском хозяйстве и в промышленности были так называемые планово-убыточные предприятия. Конечно, они были малоэффективными. Но это было необходимо, чтобы сельское население имело работу.
— И все-таки: за советское время у нас было создано довольно объемное сельскохозяйственное производство. Почему его так быстро похоронили? Здесь объективные причины или вина отдельных руководящих личностей?
— Причины в большей степени объективные. В 90-е годы, в пору становления рынка в нашей стране, когда возобладал коммерческий подход, сельское хозяйство у нас практически само вымерло. Повторяю: оно было экономически малоэффективно, как и машиностроение, и легкая промышленность, и другие отрасли. Остались в живых только ресурсодобывающие отрасли, которые имели ренту. Естественно, сырье продавали на внешние рынки — лес, уголь, рыбу, золото, олово — как и по всей России, а на Дальнем Востоке особенно. Но в этих отраслях занято в основном мужское население среднего возраста. У остальных заработная плата невысокая, условия жизни сложные, поэтому народ стал активно покидать Дальний Восток. По сути, те, кто уезжает в европейскую часть страны, возвращаются домой.
На этом фоне обострился вопрос о сельском хозяйстве. Чтобы обосновать его необходимость на региональном уровне, выдали тезис о продовольственной безопасности.
— Почему «тезис»? Это называлось задачей.
— Понятие продовольственной безопасности на региональном уровне неправильно, ошибочно. Продовольственная безопасность может быть только в масштабах страны. Проблемы у нас решает правительство: если где-то чего-то не хватает — завезем из других регионов. А в регионе может быть только самообеспеченность.
— И какая же самообеспеченность может быть у нас?
— Разная. Россия обеспечивает себя зерном, маслом, сахаром, свининой и мясом птицы — прекрасно! Но в нашем регионе это все заведомо убыточное, заведомо дорогое. Значит, заниматься этим в регионе нецелесообразно, потому что откуда-то надо брать деньги, чтобы дотировать такое производство. Если поставить задачу стопроцентной самообеспеченности, то мы прогорим полностью. Хотя этого можно добиться. Как говорится, и на Марсе будут яблони цвести, если вложить очень много денег.
Надо думать. И исходить не из того, что деньги даст федеральный бюджет. Деньги должны быть рассчитаны, все должно быть экономически обосновано. Еще раз повторяю: самообеспеченность региона должна ограничиваться функциями и условиями, которые мы сами ставим себе.
Возникает вопрос: какую роль играет у нас сельское хозяйство? Явный ответ: социально-политическую. Но не коммерческую.
— Я так и говорю: Хабаровский край не может состоять только из двух городов — Хабаровска и Комсомольска. У нас треть населения края живет в селах и поселках.
— Конечно! Социальная роль — дать людям возможность заработать на хлеб насущный там, где они живут. Политическая роль — закрепить население на дальневосточной земле. То есть опять же создавать рабочие места, которые раньше давали людям более высокий уровень жизни в сравнении с европейскими территориями страны. Хотя так, к сожалению, пока не получается.
— Можно детальнее?
— Что я имею в виду? Надо производить здесь такие сельскохозяйственные продукты, которые можно использовать в свежем виде. А именно: какое количество, к примеру, молока, яиц, мяса, овощей надо произвести, чтобы их использовало население в свежем виде? В первую очередь это детские сады, школы, больницы и другие социальные учреждения. То есть не полное обеспечение всех свежей продукцией, а частичное для социальных слоев населения — для начала, а дальше посмотрим. Да, это может быть дорого. Да, это может потребовать немалых дотаций. Но оно стоит того для поддержания здоровья населения. Значит, нужны четкие расчеты: какие группы населения нуждаются в свежей продукции, сколько ее следует произвести и сколько требуется для этого государственной поддержки.
Вторая часть социальной роли — обеспечение работой населения. Если это фермеры в сельской местности, значит, их надо поддерживать. Настоящих фермеров-крестьян мало, их 15-20 человек, но им надо помогать по максимуму, потому что они производят товарную продукцию. Помимо фермеров есть еще дачники, есть личные подсобные хозяйства, где народ утилизирует свое свободное время. Люди и себя обеспечивают, и имеют излишки продукции. Таких много. Им тоже надо дать возможность реализации продукции.
Поэтому необходимо полностью пересмотреть принципы развития сельского хозяйства на Дальнем Востоке. Надо рассчитать его эффективность. Считать, считать и считать: сколько, куда и где? Иначе это «черная дыра».
— Почему «дыра»?
— Потому что деньги на поддержку сельхозпроизводства берутся из бюджета, хотя они могли быть вложены в более эффективное производство.
— Что вы имеете в виду?
— Ну, не хотят сегодня наши бизнесмены, живущие одним днем, вкладывать деньги в глубокую переработку сырья — нефти, газа, угля, рыбы! Значит, их надо стимулировать за счет государственной поддержки. Вот сюда-то и должны идти бюджетные деньги, а не в сельское хозяйство, которое как «черная дыра». Я считаю, разовые гранты фермерам -это похоже на едва ли не распил бюджетных денег.
— Вы уверены?
— На девяносто процентов уверен, что за гранты некоторые чиновники могут получать откаты — я говорю открытым текстом. В науке большинство было таких, которые получали госзаказы за откаты — я не боюсь это сказать, за двадцать пять лет насмотрелся. Это выброшенные деньги. Потому что с грантополучателя, давшего тебе откат, уже не спросишь результат. Получается порочный круг.
— В данном случае по фермерам у вас есть доказательства откатов?
— Нет.
— Тогда это некорректное суждение.
— Ваше право думать так, а я исхожу из своего многолетнего жизненного опыта. И прежде, чем говорить, что делать, надо признать, что сегодняшняя реальность такая. А кто признает? Министерство? Никогда и ни за что! Те, кто получают гранты? Не скажут под прицелом — это же подсудное дело. Но еще есть люди, которые не боятся говорить правду.
Я вам больше скажу. Дальневосточные земли преимущественно лесные, и, по-хорошему, неиспользуемые земли надо занимать плантациями быстро растущих пород деревьев. Потому что мы загубили лесную отрасль, как естественную основу регионального воспроизводства. Рубили-рубили и дорубились, что лес только на бумаге, реально его практически не осталось. Новый ЦКК запустить не можем, потому что для него нет сырья. Поэтому еще раз повторяю: считать, считать и считать.
— И кто у нас может считать?
— Как кто? У нас есть региональные министерства экономики, Минвостокразвития. Они и должны считать, а не только распределять деньги. Депутаты должны считать. Если нет своих грамотных экономистов, пусть привлекают сторонних экономистов-экспертов. А у нас об этом забыли! У нас пролоббировали — получили дотацию. А правильно ли ее использовали? Фермера заняли работой — хорошо, а отдача от такой занятости какая? Кто-то считал?
— Хорошо. Считать надо. А что считать — крупное сельхозпроизводство или мелкотоварное? Лучше давать фермерам разовые гранты или выгоднее регулярная господдержка? Что должно быть в нашем крае?
— А у нас всего-то 15-20 человек, которые действительно фермеры, которые свою жизнь посвятили сельскому хозяйству. Вот ими и надо заниматься вплотную, давать им максимальную свободу и поддержку. Заниматься персонально! Чтобы чиновник был закреплен за фермером в качестве куратора, чтобы он ежедневно знал, какую помощь ему надо оказать. И не только по линии минсельхоза, а и других — к примеру, министерства транспорта, министерства имущественных отношений, ведь вопросы и проблемы возникают разные. Я думаю, среди двух сотен фермеров есть такие, которые в будущем станут истинными крестьянами. Их будет три-четыре человека, но их надо искать. Фермеры — штучный товар. Их надо растить. Их надо лелеять.
— А остальные две сотни фермеров, которые есть в крае?
— Остальные просто перемалывают деньги в никуда.
— Что вы такое говорите?! Обидно слушать! Из двухсот фермеров только два десятка получают гранты. У остальных господдержки нет.
— Что значит — обидно? Пусть остальные работают на свой страх и риск. В малый бизнес приходят десятки тысяч человек и тысячами разоряются. Это естественный процесс!
— Естественный там, где миллиардное население, где на каждое освободившееся место десяток претендентов. У нас такого нет. Если фермер обанкротился, его поле зарастает.
— Значит, его земля сегодня экономически ему не выгодна. Отдайте ее успешному фермеру.
— Так ведь у нас желающих нет! Вы увели меня от мысли, что во многих развитых странах всем фермерам оказывается регулярная господдержка. Ре-гу-ляр-ная!
— Совершенно верно! Это говорит о социальной роли фермеров. Например, в Японии производителям риса платят деньги, хотя таиландский рис, привезти который ничего не стоит, существенно дешевле. В мире такой опыт распространен, когда есть деньги. А у нас они – большой дефицит! А они нужны, чтобы развивать естественные отрасли экономики…
— Разве все дело только в деньгах? Может, и еще в чем-то?
— В культуре управления. В культуре хозяйствования. В культуре бизнеса. В традициях. У нас, например, ценообразование совершенно искаженное. Вместо того, чтобы за счет низких цен поддерживать нашу экономику, у нас высокими ценами высасывают из предприятий все соки, тем самым пополняя бюджет. Казалось бы, снизить цены, заинтересовать производителя в производстве продукции, и через налоги наполнять бюджет. Но, увы: у нас половина малого бизнеса работает в тени, не хочет платить налоги. Бизнес не покажет всю свою прибыль, налогов не будет. Поэтому государство вынуждено централизовать сбор налогов через высокие цены. Другой разговор, что большие бюджетные деньги еще и распиливают, что олигархи демонстративно и без зазрения совести жируют…
— Правильно ли я поняла вашу мысль, что на сельском хозяйстве Хабаровского края следует ставить крест?
— Нет! Я же сказал: оно должно выполнять социально-политическую роль.
— Допустим, социальная роль — создания для селян рабочих мест в форме фермерства — в какой-то мере исполняется. Но опять же конфуз: фермер — он и производитель, и продавец собственной продукции. И всю жизнь он будет так стоять — нараскоряку?
— Вообще по-хорошему на Дальнем Востоке в аграрной экономике должно быть больше участия государства — мы никуда от этого не уйдем.
— Мне нравится ваша мысль о государственном участии. Когда-то экс-губернатор Виктор Ишаев вызвал «золотого короля» Виктора Лопатюка и заявил ему, что тот ХОЧЕТ построить Платинум Арену. И Лопатюк ее построил. Тогда почему сегодня региональные власти не поставят бизнесу (нашим хабаровским миллиардерам) государственную задачу строительства картофелехранилищ, холодильников, овощебаз, чтобы освободить фермеров от торгашеской функции?
— Да, это все надо делать. Как? Элементарно: создайте государственное предприятие, дайте ему деньги, оно будет делать заготовки сельхозпродукции, в своих социальных магазинах будет продавать ее по нормальной, а не заоблачной цене. Найдите таких людей и контролируйте их работу — имеете право. А потом это предприятие можно продать бизнесу. Однако изначально строить должно государство. Но это же работа! А вы разве не понимаете, что во власти сидит множество безынициативных бюрократов?
— Да, ну-у…
— Да!
— Но мы не можем так некорректно говорить в газете.
— А вы и не говорите.
— Надо бы найти какой-то синоним, слово помягче…
— Не буду ничего искать! Я работаю с нашим правительством с 1994 года — насмотрелся и наслушался. Люди не хотят работать мозгами.
— А почему наш бизнес не занимает эту свободную нишу?
— Потому что бизнес, к сожалению, не заинтересован в таких проектах. Бизнес сегодня живет одним днем. Жизнь такая.
— Да не жизнь такая, а рваческое поколение большинства бизнесменов, выросших в пору рождения нашего дикого капитализма.
— Хотел бы с вами согласиться, но объясню свою позицию. Я — сторонник баланса. Абсолютных жуликов — три процента, абсолютно честных людей — тоже три процента. Между ними все остальные, которые в определенных жизненных условиях склоняются или влево, или вправо. Условия такие, что рынок потянул народ не в лучшую сторону — что поделаешь?
— Понятно. Известен пример Мордовии, где власть щепетильнейшим образом занимается сельским хозяйством и реальной постоянной помощью своим селянам. В итоге из нищей в 80-90 годы республика всего за два десятка лет превратилась в процветающий аграрный регион. Почему там успех, а у нас застой?
— В республике была земля, народу дали возможность реализовать свои способности, нашлись умные люди — все! Там не временщики, там люди постоянно живут на своей земле, естественно, они думают о будущем. А мы здесь — бывшие переселенцы, и живем зачастую как временщики. Почувствуйте разницу.
Сельское хозяйство нашему краю необходимо, но его ведение должно быть экономически обосновано. Если бы у нас было много свободных денег, разбрасывайтесь ими — не жалко! Но нам нужны деньги для того, чтобы развивать отрасли, которые являются естественной основой регионального воспроизводства, на которых будет базироваться население, которые будут сохранять нашу землю и Дальний Восток российским.
Раиса Целобанова Фото автора
