Она говорит, что любит белый цвет, а изнутри идет красно-оранжевое пламя
Порой кажется, что добрая часть ее жизни — молчаливый диалог с главным человеком в ее судьбе, знаменитым Кола Бельды. Пути любви неисповедимы. И что, если не любовь, вышило этот замысловатый жизненный узор со всеми плавными в своей хитроумности завитками.
Художник Ольга Бельды разнопланова, ее выставка «Цвет времени» в арт-подвальчике Хабаровского фонда культуры способна удивить самого разного зрителя. И это не метания, и даже не пробы, а словно акты жизнеутверждения, полные энергии, яркой, человеческой.
Нет, образы не оживают, не для этого они были писаны, видимо. Эти образы — словно приглашение в другую Вселенную. Она вроде и похожа на нашу, но только там и красок больше, и эмоции ярче. И переходы – легкие до головокружительности, от батика до масла.
— Мне очень масло нравится, — рассказала Ольга Бельды. — Я с детства в восторге от живописи. Мне в детстве казалось, что художники — небожители. Они, словно волшебники, на чистом холсте могут сотворить красоту. Я их люблю, уважаю. Кроме них никто не может так показать мир.
— На одной из ваших картин, «Знамя шамана», сэвэн – женщина. Разве так бывает?
— Сколько угодно. Это можно найти в фондах наших музеев. Я же работала в краеведческом музее имени Гродекова, когда писала диссертацию. В фондах музея видела уникальные произведения, которые никогда никто не выставит, потому что они непрезентабельно выглядят. Как-то там нашла грязную тряпочку. Словно на простынке что-то было нарисовано. Я взяла и с нее написала картину «Знамя шамана». Вокруг, естественно, получился другой антураж, как я вижу, как я представляю. Эта работа побывала на международной выставке в Южной Корее.
Среди коренных амурских народов немного профессиональных художников, если не считать декоративно-прикладное творчество, тем более художников-женщин, пишущих маслом. У десантников есть девиз «Кто, если не мы?». И этот девиз взяла на вооружение, живу с ним.
Я преклоняюсь перед людьми, которые занимаются традиционным декоративно-прикладным творчеством. Но, понимаете ли, вышивка — она вещь хрупкая, со временем может истлеть. А холст живет дольше. И я подумала, что нужно все наше традиционное искусство переносить на холст. Его легче взять и повезти куда-нибудь на выставку, показать миру, что есть на свете такой народ — нанайцы.
— Если взять вашу работу «Бубен шамана», так там использованы такие краски, ниток подобных им, наверное, не подобрать.
— Да. Цвета яркие. Я их специально утрирую, а некоторые специально открытые, чистые беру…
— Насколько нанайский взгляд отличается от русского! Вы говорите «яркие цвета», а я не вижу этой демонстративной яркости!
— Я, как художник, себя приглушаю. Я знаю, из меня, изнутри идет это красно-оранжевое пламя. Знаете, сколько сил приходится тратить на то, чтобы это пламя гасить и гасить, здесь нужны полутона… Но иногда из произведений, извините за грубое выражение, это пламя прет. Как на картине «Икра». Снаружи красная икра, внутри черная. А почему внизу белая полоса, потому что, как нас учил в магистратуре Александр Иванович Иконников, белый цвет — символ идеала и чистоты, к которому нам всем надо стремиться. У меня первое образование – медицинское. Скажу как врач. Наши базовые инстинкты сильно влияют на нас, на нашу жизнь. Нам всем, например, нужно есть. С другой стороны, как существа социальные, мы нуждаемся в духовной пище, в духовной подпитке, в эмоциях. Кто-то занимается танцами, кто-то рукодельем, кто-то дачей.
Я регулярно начала заниматься творчеством в сорок лет. Мне кажется, когда люди достигают определенного возраста, порой боятся что-то новое начинать. Не надо бояться. Надо просто действовать. Мой пример пусть послужит образцом, флюгером, направлением, что можно что-то делать. Я вот хожу в танцевальный клуб «Круг друзей», а там всем 40 плюс, и все очень хорошо себя чувствуют. А танцуют «Березку» не хуже, чем молодые.
В сорок лет я начала работать на государственной службе, появились дополнительные средства. До этого я не могла себе позволить учиться живописи. Занятия платные. Плюс деньги уходили и уходят на холсты, на краски. Первое время дочь ревниво относилась к моему занятию, была недовольна, что деньги из семейного бюджета таким образом тратятся. Высказывала свое недовольство до тех пор, пока не начали у меня продаваться картины.
— Дочка имеет отношение к искусству?
— Она занимается фотографией, хорошо получается кручение из бумаги. Все любит маленькое, изящное. Постарше станет ее дочка, появится больше времени, может, займется и традиционной вышивкой.
— А зять?
— На удивление хорошо рисует. Но пока нигде не выставляется.
— Любимый цвет?
— Белый. В 1977 году поступила в медицинское училище, потом работала медсестрой. Потом поступила в мединститут, потом работала врачом – педиатром и детским неврологом. Сейчас снова вернулась в альма-матер, и снова любимый белый цвет.
— Шаманы в роду были?
— Наверное, были. Но по известным причинам, толком мне никто об этом не рассказывал. Мама говорила, что вроде прабабушка была. Она меня предупреждала быть осторожной, когда я взяла тему для диссертации «Нанайский шаманизм в истории и культуре коренных народов Приамурья и Приморья (середина ХIХ-ХХ вв.)»: «Оля, осторожней! А то духи будут сердиться». Ей отвечала: «А я как исследователь, как ученый все смотрю, изучаю, анализирую».
— Видимо, между трансом шамана и творческим катарсисом есть нечто общее.
— Видимо. Бывает такое. Подхожу к холсту и вдруг ничего не вижу и ничего не слышу.
— Нравится такое состояние?
— Невозможно сказать нравится или нет, оно происходит. Это не похоже на наркотическое состояние. Да, в процессе творчества мы эндорфины получаем. Есть такое. Когда стоишь перед чистым холстом, волнуешься, как перед свиданием: как там будет, что там будет. Пятна, пятна, пятна, а потом получается нечто. В состоянии творческого транса сама рука ведет.
В моем творчестве с каждым годом все больше проявляется моя традиционная, впитанная с молоком матери, национальная культура.
— Мне кажется, что в вашем творчестве она сильнее, нежели европейские мотивы.
— Смею предположить, что в моем творчестве синергия.
— Все-таки национальное сильнее. Оно первичное, древнее. А все остальное — наносное. «Хотите что-нибудь по-европейски? А пожалуйста!» В итоге — чудная акварель «Халат моей дочери».
— Академическая живопись: я умею, я покажу.
— А там, где шаманский бубен, там сложнее – и ритмика, и мысли, и чувства. Те же «Рыбки».
— Показала одному хабаровскому художнику, тот сказал: «Матис!». Я видела видеоролики, когда лиман Амура перегородили и рыба пыталась перепрыгнуть через барьеры, чтобы дальше продолжить свой путь для осуществления главной миссии – продолжения рода. Я, как нанайка, не смогла оставаться равнодушной. Идею этой картины долго вынашивала. Картина называется «Рыба, идущая на нерест».
— Все-таки мне кажется, что в вашем творчестве слышится диалог, если не спор с вашим мужем.
— Когда-то, когда я училась в аспирантуре, он сказал мне: «Или наука, или семья». Я выбрала семью. Тогда, занимаясь живописью, я бы не смогла уделять столько времени мужу и дочери. Когда умер муж, нужно было работать, зарабатывать деньги. А после сорока я просто воплотила свою детскую мечту. Хочется оставить что-то после себя, какой-нибудь след. Много идей еще не нашли своего воплощения. Например, каждый год, когда наступают яблочный, ореховый и медовый спасы, я думаю, что нужно написать картину с яблоками. Каждый год что-то происходит, и до сих пор за эту картину я даже не принималась.
— Дикие яблони есть на Амуре?
— Есть, конечно. И яблони, и черемуха. Ее собирали, толкли, делали лепешки. С яблоками тоже, наверное, что-то делали. У бабушки я не видела. С ней я ездила на левый берег. Там мы собирали тростниковые грибы.
— Здорово! Бах – и самобытная творческая личность, одаренная, интересная, хитрая…
— Да ничего во мне хитрого нет. Я — сама простота! Мы, нанайцы, как дети. Всем доверяем, ко всем с открытой душой и сердцем.
— Какая самая любимая работа?
— Она не дописана. Это портрет Кола Бельды с дочкой. Тем не менее я посчитала нужным поделиться своими эмоциями, показать зрителю работу. Для женщины ребенок является самым ценным. Жизнь ценна сама по себе, а когда у женщины появляется ребенок, он становится ценностью, даже иногда сверхценностью. Эта работа — самая любимая, где ребенок со своим отцом, с моим мужем.
— О чем мечтается? О яблоках?
— Нет, конечно. Яблоки — всего лишь творческий этап. Я хочу стать знаменитым художником, за произведениями которого стоят в очереди, чтобы купить.
— Вот поэтому я и сказал, что хитрая.
— Какая же хитрость? Я же открыто говорю. Я не хитрю. Я хочу стать знаменитым художником. Мне кажется, я все равно этого добьюсь.
Юрий Вязанкин
Выставка «Цвет времени» посвящена 75-летию Победы в Великой Отечественной войне и 60-летию со дня рождения художницы. Расположена экспозиция в арт-подвальчике Фонда культуры, расположенного по адресу: ул. Муравьева-Амурского, 17.
Ольга Бельды — участник более 100 групповых, в том числе международных, региональных, городских выставок, а также организатор более 50 групповых выставок. Работы художницы находятся в частных коллекциях России, Греции, Италии, Канады, КНР, США, Японии.
С 90-х годов ХХ века Ольга Бедьды активно изучала традиционную и современную культуру коренных малочисленных народов Севера с целью её сохранения и возрождения. Результатом исследовательской деятельности стала диссертация на тему «Нанайский шаманизм в истории и культуре коренных народов Приамурья и Приморья (середина ХIХ-ХХ вв.)», выполненная под руководством доктора исторических наук, профессора П.Я. Гонтмахера, и присвоение ученой степени кандидата культурологии в Санкт-Петербургском государственном университете.
